Учитель цинизма

Аркадий декламировал: «Друзья, как мы живем! ведь наше бытие никчемно и подвержено страстям, и мы рабы страстей, то мы идем в пивную, то стремимся к обладанью прекрасным и нежнейшим существом, оно-то, впрочем, может, и не против, но мы, как благороднейшие доны, должны себя смирять и охранять покой и целомудренную юность. Вот, скажем, ты, Ильич, о чем мечтаешь сейчас? Я точно знаю – о котлете, но разве эта цель тебя достойна? Ведь ты же можешь возмечтать о большем, об осетрине фри с картошкой фря иль о бокале старого «Наири», вот истинная цель для джентльмена, высокая, как шпиль на универе. А ты стремишься…» Аркадий бы, наверное, продолжал и дальше, но в это нехорошее мгновенье Сергей Ильич повернулся к нему всем своим немалым телом и ласково заметил: «Или ты сейчас заткнешься, или я разобью твою истинно благородную морду о никелированный поручень». Вид у Ильича был такой, что Аркадий счел за лучшее умолкнуть. Григорий легонько оттер товарищей в разные стороны: «Аркадий, не обижайся, просто ты по своей дремучей темноте оскорбляешь изысканный слух Сергея Ильича. Ты не выдерживаешь цезуру на второй стопе, так что уж лучше помолчи. Во избежанье роковых последствий. Вот ведь привязалось, блин», – и покачал головой, разгоняя навязчивый морок.

К утру вирусное заболевание пятистопной просодией у Аркадия бесследно прошло. Вот что значит молодой и здоровый организм.

После МХАТа мы поехали на Таганку. Там нас встретили более радушно, но сразу огорошили: «Коромысло? Да было, конечно, только мы ведь их не храним, надо – делаем из папье-маше, потом ломаем». Коромысло из папье-маше и нам бы не подошло, инструкция была написана для другого изделия. Мы вышли из театра, остановились у служебного входа и закурили. То есть закурили мы с Гришей. Шура не был подвержен порокам и страстям, кроме, может быть, одной: Шура был влюблен в нашу одногруппницу – Машу Георгиевскую, за что Григорий и окрестил его георгиевским кавалером.

– Ну и что мы будем делать? – хмуро спросил я.

– Главное – бороться и искать, найти… – провозгласил Шура.

– Главное – отбиться, когда найдешь, – отмахнулся я.

– И все-таки.

Дело явно расклеивалось. Но Шурина светлая голова сегодня варила как надо.

– Помните, летом в стройотряде мы в совхозе «Московском» работали. Ведь там есть какие-то деревни. И это недалеко от города, и там живут люди и наверняка ходят за водой, а значит, у них может быть коромысло.

– Логика просто непреодолимая, – хмыкнул я. – Раз люди ходят за водой, значит, они подарят нам коромысло. Не кажется ли тебе, мудрый Шура, что в этом доказательстве что-то чересчур много непрописанных шагов? И как ты себе это представляешь? Мы будем ходить по домам и просить милостыню? Правда, довольно своеобычную: подайте трем придуркам коромысло. Да нас тут же сдадут или в милицию, или прямо в психушку.

– Так. – Григорий взял управление процессом в свои крепкие руки. – Едем в «Московский». Будем ходить по домам и спрашивать коромысло. В деревне народ добрее, сказывается благотворная близость природы.

– Вот так запросто стучаться в двери и коромысло просить?

– Именно так. Причем просить будешь ты – ты самый… – Гриша слегка замялся, – интеллигентный и нестрашный, а потом, только ты в очках.

– Ну да, – согласился я, – то есть из нас троих самый полный придурок. Спасибо за исчерпывающую характеристику.

– Напрасно ты обижаешься. Втроем мы вламываться не можем – и так-то боязно встретить этакую гоп-компанию в пустынном месте, а если она ввалится к тебе в дом и попросит продать коромысло? Ясно же, что про коромысло прямо тут же придумали для отмазки, а на самом деле что у них на уме? Если я пойду – такой мордоворот, – тоже как-то зябко хозяевам, а Шуре я не вполне доверяю – он что-нибудь спросит про «гладкие многообразия», и тогда нам уж точно психовозку вызовут. Остаешься ты – а мы тебя будем из-за забора страховать. Будут бить – кричи. Мы прикроем.

Мне оставалось только смириться. И мы отправились на «Юго-Западную».

11 …Пока мы ехали в метро, Шура построил теорию коромысла. Для начала он заявил:

– На самом деле нам нужно не одно коромысло, а два.

– Это еще зачем? – удивился Гриша.

– Очевидно, чтобы довести идиотизм нашей затеи до полного абсурда, – предположил я. – Впрочем, когда я маленький был в деревне у дедушки, то видел женщину, которая несла сразу четыре ведра на двух коромыслах – по одному на каждом плече. Надо сказать, это очень тяжело и к тому же требует довольно виртуозной техники, особенно при поднятии и опускании ведер. Тогда уж нужно не два коромысла, а три, чтобы третье нести на голове. Это уже почти совершенство.

– Вы, конечно, можете упражняться в остроумии, а я совершенно серьезно говорю.

– Ну ясен пень, куда уж серьезнее.

– Дело в том, что с помощью двух коромысел можно продемонстрировать седловую точку.

– Зачем ее демонстрировать?

– Чтобы построить модель судьбы человека.

– Как же я сразу-то не догадался! Шура, а крыша-то – бай-бай.