Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Сделав предположение, что Редль скопировал для собственной страховки секретный план, полученный им для передачи русским от генерала Конрада через полковника Урбанского, и вспомнив о том, что между Редлем и его партнерами по другой долговременной операции — Гизлем и Францем-Фердинандом — тоже существовали сугубо функциональные связи, лишенные абсолютного и полного доверия, мы должны придти и к следующему предположению: Редль и раньше, все прежние десять лет, должен был аналогично страховаться от возможных угроз — уже со стороны Гизля и эрцгерцога.

Такой ход мыслей вполне мог возникнуть именно у Артура Гизля, когда около полудня воскресенья 25 мая к нему в Прагу заявились Урбанский и прочие, прося о содействии в обыске квартиры Редля.

Гизль, сам добравшись до этой квартиры, должен был озаботиться тем, чтобы незаметно для окружающих установить, не имеется ли там свидетельств всех этих многочисленных прежних передач информации по линии Агента № 25 — в этом был свой, кровный интерес Гизля в эти часы.

Похоже, что Гизлю удалось убедиться в том, что в этом смысле в квартире Редля все обстоит достаточно чисто — или же сам он сумел воспользоваться своими руководящими возможностями и наложил лапу на самые важные материалы, нашедшиеся в квартире; такая возможность будет нами рассмотрена в Заключении к этой книге.

Разумеется, Гизль не мог увериться в содержании абсолютно всех многочисленных бумажных и фотоматериалов, которые Урбанский увез в Вену, но в общем-то его миссия, аналогичная миссии Урбанского, также увенчалась успехом. Будущее вроде бы подтвердило, что ничего, уличающего эрцгерцога и Гизля, в квартире Редля не обнаружилось.

Это было, вероятно, не совсем так: во владение всем этим имуществом вступил Ронге, который написал о последовавшем возвращении Урбанского: «Он вернулся из Праги с обширным материалом, заполнившим всю мою комнату».[605]

Со всем этим Ронге имел затем возможность разбираться годами — вплоть до 1930 года, когда была опубликована его книга. Все оценки, приведенные в ней, исходят из твердого убеждения Ронге в предательстве Редля — и оснований для искренней убежденности в этом самого Ронге, надо полагать, у него хватило.

В свою очередь Урбанский, опубликовавший свои воспоминания годом спустя — в 1931 году, решительно возразил против этого. Если суммировать все тонкости, умолчания и намеки, совершенные Урбанским, то вырисовывается весьма своеобразная формула объяснения им прошедших событий: Редль безусловно не мог быть шпионом, но еще более безусловно заслужил смерти!..

Вечером в воскресенье 25 мая, Конрад, получив сообщения и от Урбанского из Праги, и о переговорах Редля с Поллаком и Гайером в Вене, состоявшихся тогда же, понял, в свою очередь, что никак нельзя допускать продолжения жизни Редля до утра понедельника: Редль, обвиненный во многих грехах, валившихся теперь на него, гарантированно пойдет в качестве ответной меры на разоблачение виновных в передаче русским плана развертывания.

Это означало бы крах всех дальнейших собственных мероприятий Конрада — и последующую гибель Австро-Венгрии, которую Конрад предвидел и которой пытался противостоять — чем мог и как умел.

Ронге и получил соответствующие указания от Конрада, которыми с радостью воспользовался — и Редль был убит.

Ему же, Ронге, должны были достаться и все документы, предназначенные для важнейших переговоров, намечавшихся Редлем на понедельник, которые Редль до самого последнего момента жизни держал при себе. Они дополняли материалы, привезенные Урбанским из Праги. Знакомство с ними и послужило, повторяем, обвинениям Ронге к Редлю — причем не только в передаче плана развертывания к русским, но и в сотрудничестве со многими иными разведками. Должен был Ронге и начать догадываться о том, кто же именно покровительствовал Редлю.

Но в 1913 году это не могло сыграть дальнейшей роли; иное дело — в следующем году!

На утро понедельника 26 мая 1913 года Конрад и его сообщники располагали трупом Редля — и полным отсутствием у них гарантий того, что Редль не успел поделиться с кем-либо доказательными свидетельствами формально преступной деятельности Конрада с сообщниками.

А Редль, как оказалось, успел!

Но выяснилось это тоже еще не сразу!

Весной 1913 года Альфред Редль сосредоточил в своих руках необъятную власть, и никто не мог быть уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью; к тому же Редль оказался слишком груб и не слишком лоялен к товарищам — этих упреков Ленина к Сталину, которые мы позаимствовали из знаменитого «Ленинского завещания», Редль тогда вполне заслуживал.

Конрад ощутил угрозу со стороны Редля — и постарался его погубить; Франц-Фердинанд такой угрозы не чувствовал, но что было бы, если бы и он заподозрил неладное?