Учитель фехтования

Меня преследует как тень;

Она мне не дает покоя

Ни в тишине степей родных,

Ни в таборе, ни в вихре боя,

Ни в час мольбы в церквах святых,

«Пора! – мне шепчет голос тайный:

Пора губить врагов Украины!»

Известно мне: погибель ждет

Того, кто первый восстает

На утеснителей народа, –

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Погибну я за край родной, –

Я это чувствую, я знаю…

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благословляю!

Рылеев К.Ф.

Мы не смогли бы лучше охарактеризовать Рылеева, нежели это делают его стихи.

Сергей Муравьев-Апостол был подполковником Черниговского пехотного полка. Это был замечательный офицер, смелый, великодушный, воспитанный в либеральном духе, вошедший в группу заговорщиков с момента ее основания. Его двойная фамилия указывает на то обстоятельство, что он принадлежал к той семье Муравьевых, которая дала России многих выдающихся людей, и к семье казацкого гетмана Апостола. Его отец Иван Муравьев-Апостол, которого я очень хорошо знал, проживал во Флоренции, куда он удалился, не желая оставаться в России, где, по его словам, он оплакивал прах троих своих сыновей: одного, покончившего жизнь самоубийством, другого – повешенного, третьего – ссыльного. Иван Муравьев-Апостол был сенатором и во времена империи исполнял обязанности русского посла в ганзейских городах, а затем в Испании. Эти три сына, которых он лишился при роковом стечении обстоятельств, составляли его гордость и его славу.

– Ни на одного из своих сыновей я не могу пожаловаться, – говорил он мне, вытирая слезы. Лично он являлся скорее аристократом, нежели либералом. Это был замечательный филолог, главным образом эллинист. Он перевел на русский язык «Облака» Аристофана и опубликовал в 1823 году «Путешествие в Тавриду». На смерть своего старого друга Александра I он написал оду, одновременно переведя ее на латинский язык: Его любимым чтением был «Прикованный Прометей» Эсхила.

Сергей также, хотя и не являлся литератором, был образованным человеком. Службу в армии он начал в 1816 году и примкнул к той группе офицеров, которая восстала против своего командира Шварца. После преобразования полка он перешел в Черниговский, что способствовало его сближению с Пестелем.

Четвертому обвиняемому – Михаилу Бестужеву-Рюмину было двадцать лет. Он служил младшим лейтенантом в пехотном полку Полтавы; именно здесь он присоединился к заговору.

Что касается Петра Каховского, то напрасно мы будем искать сведения и факты о нем. Заговорщик и солдат, он умел конспирировать, сражаться, героически принять смерть, большего от него нельзя было требовать.

Императрица Елизавета, отменив смертную казнь за ординарные преступления, сохранила эту меру наказания для лиц, обвиняемых в государственной измене, вернее сказать, она даже не упомянула о них. Во имя данной ею самой клятвы, на протяжении всего ее царствования не было совершено ни одной казни, при которой преступник умирает сразу, но она разрешила применять кнут и розги, и под их ударами люди умирали, хотя слово «смерть» не упоминалось в приговоре; судья так же, как и палач, отлично знали, что невозможно остаться в живых после ста ударов кнутом и града ударов шпицрутенами.

По делу ста двадцати одного обвиняемого верховный суд приговорил пятерых к четвертованию: Пестеля, Рылеева, Сергея Муравьева-Апостола, Михаила Бестужева-Рюмина, Каховского.

Следствие велось втайне, известны стали лишь его результаты.

Император пожелал увидеть некоторых обвиняемых и лично допросить их.

Он допросил Рылеева.

– Ваше величество, – сказал ему поэт, заранее воспевший свою смерть, – я знал, что дело приведет меня к гибели, но семена, посеянные нами, взойдут и впоследствии принесут свои плоды.

Он допросил Николая Бестужева, брата Михаила.

– Сударь, – сказал ему император, – мне нравится твердость вашего характера, я смог бы вас помиловать, если бы был убежден, что в будущем вы станете мне верным слугой.

– Ваше величество, – ответил осужденный, – именно это обстоятельство и вызывает наше недовольство, император может миловать и может казнить, в то время как народ не имеет права возразить императору. Поэтому я прошу ваше величество не нарушать закон ради меня, и пусть в будущем судьба ваших подданных не зависит от капризов и вспышек вашего гнева.

Он допросил Михаила Бестужева-Рюмина.

– Я ни в чем не раскаиваюсь, – ответил Бестужев, – я умираю, исполнив долг и убежденный в том, что за меня отомстят.