Учитель

И вот иду я раз по улице и вижу, что ноги меня ведут в библиотеку. Хотите верьте, хотите нет, я туда нисколько не собирался, но вот оказывается, ноги свое знают: ведут меня прямиком в библиотеку. Я в тот раз повернул к дому, не пошел. В другой раз опять та же самая история, как будто меня кто в спину толкает: иду в библиотеку. Пришел, выбрал книжки, разговариваю с Валей. Она ничего, интеллигентная, симпатичная и привлекательной наружности. Что вам сказать? Мы через месяц поженились.

Как-то ночью я думаю: «Сейчас ей все расскажу. Все как есть. Не могу больше». И вдруг она шепчет: «Виктор, я хочу тебе сообщить…» И сообщает, что она тоже у них осведомителем. И плачет. Сообщает и плачет. Я говорю: «Но мы же ничего плохого не делаем, мы говорим только правду. И никакой корысти в нашей работе нет — нам ведь ничего не платят».

Ну вот, живем мы с ней. И время от времени то меня вызывают туда, то ее. И если ничего не рассказываешь, то недовольны. И вдруг случается несчастье.

Был у нас ночной полет, и мы заблудились. Требуют от меня пеленг. А я коды перепутал, не с той станцией связался. Рыскали мы, рыскали. Я совсем голову потерял, и кончилось тем, что машину разбили и сами едва живы остались. Ну, меня под суд. Приговорили отправить в штрафную роту. А тут война возьми и кончись. И меня отправили в лагеря. И как ни страшно, как ни тошно мне там было, но зато освободился от тех. Такое облегчение, рассказать нельзя. И вдруг вызывают: сообщай. Я голову потерял: когда же конец? И на кого сообщать, говорю, тут все одинаковые, все несчастные. А они: сообщай. Что тут долго говорить? Как я жив остался, не знаю. Меня там заключенные чуть не укокали, там законы строгие. Но — вышел я. Вернулся домой. Жена меня дождалась, родился у нас сын Валера. Взял я ребенка, жену и к ее матери в Рачейск. Я стал в школе физику преподавать, жена в библиотеке работает. Только с жильем неважно: в одной комнате с тещей, занавеской отделились. И живем, не тужим, рады, что освободились и никто нас тут не знает. Встали на очередь на жилплощадь, но знаем, что не скоро переселимся, каждый квадратный метр на вес золота.

И вдруг вызывают меня: даем, говорят, вам с женой отдельную двухкомнатную. И положим ей шестьсот, и тебе шестьсот. Одна комната — ваша. А другая вас не касается. Живите тихо, и гостей особенно не зовите.

И вот, живем мы, как мало кто в городе живет: комната большая, светлая, потолки три десять. И кухня нам вместо столовой, можно считать, столовая. И водопровод, и канализация. И каждый месяц тысяча двести чистых плюс к зарплате.

А во второй комнате никто не живет. Приходят туда какие-то, у кого от нашей квартиры ключ есть. И штатские приходят, и в форме. С нами не общаются. Приходят, уходят. Телефон там есть, иногда ночью звонит.

Живем мы тихо, гостей не зовем, молчим. Нас не вызывают, ничего с нас не требуют. А я ночами не сплю и чувствую, что жизнь моя проклятая…

* * *

Навашин слушал молча. Рассказчик, видно, ответа и не ждал. Он вышел из поезда на рассвете. А год спустя, в пятидесятом, в учительскую вошел директор и сказал:

— Вот, товарищи, знакомьтесь, наш новый завуч. Локтев Виктор Алексеевич.

Сергей поднял глаза и увидел ночного своего спутника. «Я его не знаю», — успел он подумать. «Я тебя никогда не видел» — было написано на лице у Локтева, когда он протянул Навашину руку.

До этого Навашин о чем-то говорил с математиком. Но тотчас забыл о чем. Надо уезжать. Надо уволиться и уехать. Не дожидаясь конца учебного года. Придумать любую причину… Убедить, уговорить, чтобы его отпустили. Скорее!

Но за ним пришли в ту же ночь. Вот как это было.

* * *

— Боже мой, Сережа, сколько лет, сколько зим в буквальном смысле этого слова! Сейчас же, сейчас же в ванну. Не надо, не надо мне твоего чистого, я тебе дам Петино белье и Петину рубашку.

— Петину?…

— Петя — это мой муж. Мы с Вячеславом расстались вскоре после твоего отъезда. Петя — очень крупный конструктор. Сегодня мы обмываем его премию, так что ты с корабля на бал. В буквальном смысле этого слова. У нас бывает очень разнообразное общество, и Петины заводские, и артисты бывают, и писатели. Писатели очень любят людей науки. Сережа, ты им расскажешь сегодня про свои при… злоключения, это ты очень, очень вовремя попал. Сейчас многие возвращаются, к ним большой интерес. Такие, знаешь, песни появились… Оттуда. Ну, из ваших мест… Не забыл еще, как обращаться с газом? Вот эту рукоятку сюда, а вот эту сюда… Ну-ну, вижу, помнишь. Я без работницы обхожусь. Принципиально. Все сама. И всегда все блестит. Татьяну уже видел? Нет? Она здесь, под Москвой на даче. Раньше забегала, а потом исчезла. Я прямо должна тебе сказать, что я ее не осуждаю. Жизнь есть жизнь. В буквальном смысле этого слова.

— Я тоже не осуждаю. Не будем об этом.