Ученица некромага

Мне было 15, почти совсем 16 лет, когда, как любил повторять отец, "повалили толпами желающие залезть доченьке под юбку". С этого возраста девушка может выйти замуж. До 18 - только с разрешения родителей. Чистокровных варских девушек, однако, разбирают еще в 13, как только девочка созревает в девушку. Так у них заведено испокон веков. Ваарские женщины редко бывают незамужние после этого возраста, разве что вдовы. Но на долго им пребывать в трауре не позволяют.

Все дело в сроках жизни. Мужчины живут несколько сотен лет, от трёх, до пяти. А женщины около трёх-четырёх десятков. Самая старая дотянула аж до 80 или около того. И все считают это чудом. Но последние три десятка она быстро чахла и под конец совсем высохла, кожа да кости. Мне же не грозят ваарские женские проблемы, правда на пять сотен тоже рассчитывать не приходится.

Замуж меня выдать не удалось. Мама воспитанием не занималась, так что девочка, выросшая в чисто мужском обществе, не приглянулась ни одному высокородному жениху. А за менее высокородных мать выдать меня не позволила. Семейная гордость. Хоть за это ей спасибо. 

Хотя не только. Это именно она подарила мне первые штаны, чего в гардеробе уважающей себя ваарской (да и человеческой) леди вообще быть не должно. Они даже верхом ездят в юбках! С ногами, перекинутыми на одну сторону. 

Не падают, видимо, только благодаря женскому седлу. Я попробовала пару раз, лет в 10-11, когда впервые учили держаться в седле. Закатила громкую и разрушительную истерику на этот счёт и отказалась даже помышлять о верховой езде. Тогда-то мать и подсобила штанами. Сама-то небось в горы не в юбке карабкалась.

И потом она  не сказала и слова, когда я стала заказывать у портных больше брюк и штанов, чем платьев и юбок. Отец кипел первое время, злился, но в 13 я вызвала его на дуэль за мои штаны. И отвоевала право их носить силой.   

Вот как-то так получается.

Я люблю своих братьев, но, если совсем честно… Мы с Бакеном знакомы меньше суток, а я бы уже с удовольствием променяла обоих на него одного. И мне бы даже стыдно не было. 

Разве что чуть-чуть, за Акайо. Он, как настоящий наследник ваарского рода Фурукава, был почти всегда сдержан и слов на ветер не бросал. Обязательно за меня вступался на людях. Но наедине порой... В общем, зачастую я казалась себе мебелью в его глазах. Или домашним животным. С возрастом он потеплел, мы даже нашли общий язык перед самым моим отбытием под крыло учителя. Но не уверена, что, вернись я в отчий дом, он примет меня с распростёртыми объятиями.

Оба брата завидуют моей силе. Они тоже превзошли отца, но я превзошла ещё и их, причём заметно. Это тем более “смешно”, что в детском и даже подрастковом возрасте я совершенно не осознавала своего уровня и по умолчанию считала братьев “самыми сильными и смелыми”. Это теперь понимаю, что была для Акайо вышеупомянутой мебелью, а для Кайоши живой игрушкой, которую можно потыкать палкой, подёргать за косички, толкнуть в озеро и послушать, когда плачу сильнее. Чтобы повторить эту экзекуцию на завтра ещё пару раз. Кайоши, как и наш страшний брат, со временем стал лояльней ко мне, но в детстве мне досталось от него так, что на дух засранца переносить не могу до сих пор. 

Бакен

Я уж и не надеялся покинуть этот шацев зал. Сам на свою голову привёл её сюда, и вынужден был наблюдать, как Кайна самоотверженно, подгоняемая нытьём графа, пытается вернуть его к жизни. 

Стоило бы не тратить время просто так, хотя бы помедитировать самому, но помещение не располагало. В таких местах потоки силы деформированы, могут как угодно повлиять на энергию человеческого тела. Медитация противопоказана.

Так что я умостился у входа, опёршись спиной о не разукрашенные рунами двери, и периодически закидывал в рот пирожок-другой из корзинки Кайны. Она тоже пару съела, но зверский аппетит больше не проявляла. 

И вот наконец, по истечении двух с половиной часов, девушка, радостно пискнув, вскочила на ноги. А вместе с этим пришёл в движение помост под телом графа. Оказалось, он состоял из нескольких отдельных плит, сложенных друг на друга и подогнанных по размеру так, что на первый взгляд это был один сплошной кусок камня. И сие открытие показалось мне странным.

Плиты разной толщины, светясь по контуру, крутились в противоположные стороны и с различной скоростью. Я прикрыл глаза, чтобы не видеть этого безобразия. Но любопытство вскоре взяло верх. 

Ещё несколько переворотов плит - и вот они остановились. И снова помост как литой. А вот тело графа неожиданно дёрнулось и стало медленно подниматься вверх, словно подвешенное за грудную клетку, пока не застыло в метре от камня, где прежде покоилось. Кайна улыбалась, Его Светлость застыл с широко раскрытыми глазами.