Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Бесспорно, жизнь огромного числа людей после прочтения книг Кастанеды стала более интересной и содержательной. Эти читатели задумались о природе своего существования, многие увидели больше красоты и смысла в своих буднях. Тем не менее вопросы остались, например: «Имеет ли значение то, что гений, оказывающий влияние на культуру, является человеком, склонным к ошибке? И насколько эта склонность непростительна? Когда дурное поведение — оригинальность и когда — жестокость?» Можно спорить с утверждением, будто удовольствие от чтения романа Маллера или прослушивания песен Синатры будет ничуть не меньше, если знать, что они были женоненавистниками. Но Синатра никогда, насколько я знаю, не утверждал, что знает путь к вечной жизни. Это отличает людей, подобных Кастанеде или Эйн Рэнд, от других гениев. Кроме того, Карлос упорно повторял, что он единственный во всем мире, кто живет так, как написал. Печально, но мой опыт показал: он не был способен соответствовать собственным стандартам «безукоризненности», хотя очень этого хотел. Иногда Карлос, подобно резиновому мячику, отскакивающему от стены, ударялся в другую крайность и со страстной настойчивостью убеждал:

«Делай то, что я говорю, но не подражай тому, что я делаю, потому что я — просто человек, — что ты ждешь от меня? У меня нет силы дона Хуана, я не сумел сохранить в себе безукоризненность».

Нет смысла обсуждать, как велико воздействие Кастанеды на людей. Очень многие из них понимают: даже если книги Карлоса — фальсификация, это лишь доказывает истинность его литературного и философского гения, гения воображения. Для таких читателей книги Кастанеды имеют свою ценность, вне зависимости от того, фальсификация это или нет. В течение многих лет на стене в моей комнате висело любимое изречение Карлоса: «Когда все, что вы имеете, — больше, чем достаточно, вы находитесь на грани безукоризненности».

Это замечание так же справедливо для меня сегодня, как в годы моего первого безумного увлечения, и остается идеалом, который стоит искать. Я верю, что нам нужны идеалы, — они вдохновляют нас стремиться к лучшему в самих себе. Карлос стремился всегда. Я защищаю его перед людьми, которые уподобляют его П. Т. Барнуму, который являл собой классический образец художникамошенника. Думаю, он был скорее волшебником из Страны Оз, изо всех сил пытающимся создать зрелище, которое заставит людей стремиться к звездам. Стараясь выполнить это, он потерпел неудачу сам, покалечил судьбы некоторых близких ему людей и необдуманно воздвиг культ, хотя создавал его совершенно сознательно.

Большинство людей знает Кастанеду по его замечательным книгам, они не лишали себя любимых, друзей и семьи, как сделали его самые близкие ученики.

Моя же история о тех, кто подошел к этому пределу слишком близко, и в интересах правды я поведала о том, что я испытала, что видела, что чувствовала.

После смерти Карлоса я прочла интервью Федерико Феллини, данное Тони Мариани и переведенное А. Ф. Бирманом для «Брайт лайтс фильм джорнал». Версия Феллини произвела на меня сильное впечатление, потому что она вскрыла драматургию тех открытий, которые я совершала, и продолжаю до сих пор это делать.

Феллини рассказал репортеру: «Сначала я искал Кастанеду через его издателей, один из них дал мне адрес агента Кастанеды, Неда Брауна в Нью-Йорке. Он сказал, что Неду не составит труда дать мне адрес Кастанеды: раз в год мексиканский мальчик приносил рукописи Карлоса в издательство. Нед Браун сообщил мне, что он никогда не встречал Кастанеду.»

«Я упорно продолжал поиски, мне говорили разное: Кастанеда в доме для умалишенных, или даже мертв. Кто-то сказал, что видел его живым, другой присутствовал на лекции Кастенеды. В Риме тогда жила госпожа Йоги, которая связала меня с ним. И я наконец встретил Кастанеду.»

«Он был совершенно не похож на тот образ, который я себе создал. Кастанеда был похож на сицилийца: сердечного, обаятельного, улыбчивого сицилийского трактирщика. Коричневая кожа, черные глаза, белозубая улыбка. У него была экспансивность латинянина, средиземноморца. Он перуанец, а не мексиканец.»

«Этот приятный джентльмен, который видел все мои фильмы, сказал, что однажды, тридцать или сорок лет назад, он вместе с доном Хуаном посмотрел мой фильм „Ля Страда“, который вышел в 1952 году. Дон Хуан сказал ему: „Ты должен встретить режиссера этого фильма“. Карлос говорил, что дон Хуан предсказывал эту встречу. Это его слова. Я говорил вам, что он приехал сюда, ко мне на встречу и вот сидел прямо здесь — в этой гостиной.»

«Меня — итальянца, латинянина, средиземноморца, получившего католическое образование очаровывала и в то же время почти отталкивала одна вещь — особый образ мира у Кастанеды и дона Хуана. Я увидел там нечто нечеловеческое. Независимо от того, что дон Хуан обаятелен как литературный персонаж, привычный образ которого — мудрый старец, меня время от времени охватывало странное чувство: как будто я столкнулся миропониманием, продиктованным кварцем!

Или зеленой ящерицей!»