Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Третий уровень — взять и позвонить во что бы то ни стало Клод, освободиться от меня, затем протащить телефон с его стофутовым шнуром в другую комнату, откуда мне будут слышны грязные разговоры. Они говорили по телефону, по крайней мере, по четверти часа. Самый длинный разговор, который я когда-либо зафиксировала, глядя на освещенный циферблат часов на столе у кровати, продолжался двадцать пять минут.

«Это была моя дочь», — говорил он, перетаскивая телефон обратно. Иногда он лгал, говоря: «Это был мой агент». Его агент, Саймон, покраснел бы, узнав, что я подслушивала.

Наконец он устал играть со мной в эти игры, я предполагаю, что мой порог чувствительности к шоку быстро повышался. Он стал выключать телефон и полностью посвящал себя нашему наслаждению друг другом. В то время как восторженные девственницы, фригидные женщины и лесбиянки восхищались бесконечностью Карлоса, он был… флюидом, выражаясь его собственным магическим словом. Моя сильная привязанность к нему, сочетание нежности и страсти, сексуальности и застенчивости привлекали его в течение долгого времени. Потребовались многочисленные свидания и годы, прежде чем он стал мне доверять (если доверие было возможным для него) и сосредоточился на взаимном наслаждении.

Процесс осознания того, что я была лишь частью его гарема, был, как я отметила, действительно очень медленным. Понимание, что я не единственная, пришло после моего звонка Карлосу из Лондона, куда я ненадолго поехала по делам. Я услышала голос женщины, хихикающей где-то рядом с Карлосом, который тут же зашипел: «Тс-с! Тише!» Я думала, что меня вырвет — Что это? — гневно потребовала я ответа.

— Что «что»?

— Я слышала кого-то — Ничего такого. Это у тебя в ушах, — еще одно хихиканье. Я повесила трубку и заплакала.

Позже Карлос стал более жестоким. Однажды я позвонила, чтобы обсудить что-то, и он сказал: «Я не могу сейчас говорить! Я нахожусь в глубоких, очень глубоких исследованиях». Я слышала женское хихиканье, когда он вешал трубку. Вещи, которые я так никогда и не пойму, — это его жестокость и эти женские смешки. Когда он снимал трубку, я лежала, не смея пикнуть, так как не хотела никого травмировать. Единственное, чего я хотела, чтобы он был нагвалем одной женщины.

Для некоторых читателей истории сексуальной жизни Кастанеды будут соблазнительными, для других — оскорбительными, для третьих — пикантными, и так далее. Я полагаю, что о них необходимо было рассказать по нескольким причинам. С одной стороны, меня часто спрашивают: «Что заставляло такую образованную женщину, как вы, находиться в ситуации, которая все более и более подрывала смысл понятий „правильно“ и „неправильно“?»

К Карлосу меня влекла сила моей страсти. К тому же это было приключением, включающем экзотические магические ритуалы. Создавалось радостное ощущение, что ты находишься в авангарде развития человеческой мысли. Я гордилась тем, что была «аморальной» — мораль стала частью «социального порядка», и мы были вне его. Мораль существовала для «пресыщенных сексом». И хотя я не признавалась себе в этом много лет, но существовала «скрытая сторона» моего воспитания, которая привела к тому, что я жаждала от мужчины плохого обращения. Я росла среди неверности и темных тайн. И, как объясняли про таких, как я, Крамер и Олстэд, «оказавшись втянутыми в это», они не могли рассматривать себя в качестве объектов авторитарной манипуляции.

Они видели себя скорее истинными духовными искателями приключений, бесстрашно раздвигающими границы условности. Для них способность переступить социальные ограничения, была знаком освобождения. Их гуру говорил им то же самое. Тот факт, что многих недовольных или творческих личностей без их ведома совратили, поставили в зависимое положение, заставили подчиниться догмам (что было заметно для других), указывает на особую восприимчивость людей к авторитарному управлению… Люди, которыми жестко управляют, полагают, что они свободнее, чем кто-либо… Основная идея, которая движет ими, — они находятся на пике развития.

Когда состояние здоровья Карлоса резко ухудшилось, и наши интимные встречи прекратились, мне пришлось самой задуматься о том мире, в котором я живу так безоглядно. В чем заключалась «магия секса»? В том, что я испытывала странные и тяжелые чувства после наших любовных свиданий?

Были ли мгновения внутренней тишины доказательством ее существования? А часы занятий перепросмотром — лишь формой промывания мозгов и самогипнозом? И почему эти ощущения не повторялись? Было ли это результатом моей недостаточной устремленности или это было следствием ограниченности методов? Может быть «магия секса» — просто обыкновенная страсть?