Ученик

Первой, кого они увидели, была О'Доннелл с идеальной прической, на фоне белой стены тюремного пропускного пункта, до неприличия элегантная в своем голубом трикотажном костюме.

— Сегодня седьмое августа. Я нахожусь у здания тюрьмы «Соуза-Барановски» в городе Ширли, штат Массачусетс. Цель моего визита — интервью с мистером Уорреном Д. Хойтом.

Экран погас, и уже через мгновение появился новый образ — лицо настолько омерзительное, что Риццоли в ужасе отпрянула. Кому-то другому внешность Хойта могла показаться обычной, ничем не примечательной. Его светло-коричневые волосы были аккуратно подстрижены, а лицо выражало полное смирение. Арестантская роба синего цвета мешковато висела на его стройной фигуре. Те, кто знал Хойта в повседневной жизни, описывали его как вежливого и услужливого человека; такое же впечатление он производил и на экране: безобидный и вполне симпатичный молодой мужчина.

Его взгляд сместился в сторону. Они расслышали скрип стула, а вслед за этим и голос О'Доннелл:

— Тебе удобно, Уоррен?

— Да.

— Тогда начнем?

— Как скажете, доктор О'Доннелл. — Он улыбнулся. — Я никуда не тороплюсь.

— Хорошо. — Опять скрипнул стул, и О'Доннелл откашлялась. — В своих письмах ты уже рассказал кое-что о своей семье и детстве.

— Я постарался представить полную картину. Думаю, вам будет важно знать все аспекты, чтобы понять, кто я такой.

— Да, я ценю твою откровенность. Мне нечасто выпадает возможность взять интервью у человека с такой отменной памятью и столь заинтересованного в выяснении причин собственного поведения.

Хойт пожал плечами.

— Ну, познать собственную жизнь всем важно. Иначе и жить не стоит.

— Иногда самоанализ заводит слишком далеко. Это своего рода защитная реакция. Давай попытаемся отделить интеллект от голых эмоций.

Хойт сделал паузу. А потом с легкой насмешкой в голосе произнес:

— Вы хотите поговорить со мной о чувствах?

— Да.

— О каких-то конкретных чувствах?

— Я хочу знать, что заставляет человека убивать. Что влечет его к жестокости. Мне интересно, какие мысли посещают тебя в этот момент. Что ты чувствуешь, когда убиваешь другого человека.

Он какое-то время молчал, словно обдумывая ответ.

— Это не так легко описать.

— Попытайся.

— Во имя науки? — В его голос вернулись насмешливые нотки.

— Да. Во имя науки. Так что ты испытываешь?

Долгая пауза.

— Удовольствие.

— Выходит, убийство доставляет тебе удовольствие?

— Да.

— Опиши это состояние.

— Вам действительно хочется это знать?

— Это ключевой вопрос моего исследования, Уоррен. Я хочу знать, что ты испытываешь, когда убиваешь. Это не праздное любопытство. Мне необходимо знать, проявляются ли у тебя симптомы, характерные для неврологических аномалий. Например, головные боли, странные запахи или вкусовые ощущения.

— Запах крови мне очень нравится. — Он сделал паузу. — О, мне кажется, я вас шокировал.

— Продолжай. Расскажи мне про кровь.

— Вы знаете, я ведь работал с ней.

— Да, я знаю. Ты был лаборантом-технологом.

— Люди думают, что кровь — это просто красная жидкость, циркулирующая в наших венах. Как моторное масло. Но на самом деле это сложное вещество, и ее формула для каждого человека индивидуальна. Кровь уникальна. Так же, как уникально каждое убийство. И нет такого, которое можно было бы описать как типичное.

— Но все они доставляли тебе удовольствие?

— Некоторые в большей степени.

— Тогда расскажи о том, которое больше всего запомнилось. Есть такое?

Он кивнул.

— Да, есть одно, о котором я чаще всего думаю.

— Чаще, чем о других?

— Да. Оно не выходит у меня из головы.

— Почему?

— Потому что я его не закончил. Мне не удалось насладиться им в полной мере. Знаете, это как рана, которая чешется, а почесать ее нельзя.

— Как-то тривиально звучит.

— Разве? Но со временем даже самый тривиальный зуд может свести с ума. Он занимает все ваши мысли. Знаете, есть такая пытка — щекотать пятки. Поначалу кажется, что ничего особенного. Но вот щекотка продолжается день за днем. Она становится самой изощренной формой пытки. Кажется, я упоминал в своих письмах о том, что мне интересна история человеческой неприязни. Искусство причинения боли.

— Да. Ты писал об этом… хм… интересе.

— Долгая история пыток доказывает, что даже самый невинный источник дискомфорта со временем становится невыносимой мукой.

— И что, тот зуд, который ты только что описывал, действительно стал невыносимым?

— Да, он заставляет меня просыпаться по ночам. Я думаю о том, что могло бы произойти. Думаю об удовольствии, которого оказался лишен. Всю свою жизнь я педантично относился к любому начатому делу. Мне обязательно нужно его завершить. И сейчас меня это очень беспокоит. Я все время думаю об этом. Зрительные образы постоянно прокручиваются в моем сознании.

— Опиши их. Что ты видишь, что чувствуешь.

— Я вижу ее. Она другая, не такая, как все остальные.

— Почему?

— Она ненавидит меня.

— А другие не испытывали ненависти?