Читаем Ученик чародея (Часть 1-6) полностью

- А кто сказал, что с Вилмой все в порядке? Они не люди! Именно не люди, - сжимая кулаки, охрипшим от волнения голосом проговорил Силс. - Они хотят, чтобы мы ненавидели друг друга и все вокруг! Именно, так же, как они сами ненавидят. Теперь у них ничего нет на продажу - нет коров, нет гусей, нет молока, нет яиц. Так они хотят получать деньги за нас. Если один брат здесь - другой там, если я здесь, а Инга там!.. - Грачик видел, как вздрагивает тяжелый подбородок Силса и продолжают нервно сжиматься и разжиматься кулаки. - Надо помогать нашим людям там. Помогать!.. - Он твердил это слово, глядя в глаза Грачику так, будто хотел загипнотизировать его своим требованием. - Именно: помогать!.. - выкрикнул он, и слова полились у него с неожиданной быстротой и горячностью. Это был уже не угрюмый молчальник, не знающий, как сесть, куда девать от смущения руки. Грачик несколько раз открывал рот, но ему не удавалось вставить ни слова. Силс говорил, как человек, долго таивший большую-большую вину и державший про себя большую-большую обиду многих людей. Он говорил о прибалтах, о кавказцах, о жителях Средней Азии, о русских, доведенных гитлеровской каторгой до того, что они забыли о верности родине. Да, пусть эти люди виноваты, пусть на них - великий грех слабости, проявленной там и тогда, где и когда устояли миллионы более достойных! Но ведь может же случиться так, что история еще раз поставит перед человечеством во весь рост роковой вопрос: "С кем ты?" Не легко себе представить тогда душевное состояние тех, кто ради искупления своих прошлых ошибок хотел бы быть на родине, в рядах ее сынов, а вместо того...

Грачик смотрел на Силса, удивляясь его горячности, неожиданным мыслям и даже словам - совсем другим, совсем не тем, какими тот обычно оперировал. Словно мысли Силса, вскипев, подняли клапан, запиравший их, и вырвались из-под контроля воли, державшей их в узде.

- Не думайте, что я уж так глуп и необразован! - воскликнул Силс. - За то время, пока я здесь, я так много узнал, что стал другим человеком, чем был. Наши там вовсе и не думают так, как думаю сейчас я, потому что не знают того, что я знаю. Понимаете... - Он наморщил лоб, подыскивая формулировку, но так и не найдя ее, сказал: - Только отсюда можно им помочь... Именно отсюда...

Силс молча сидел несколько мгновений, потом поспешно схватил свою лежавшую на столе шляпу и вскочил, намереваясь убежать. Грачик предупредил это намерение, быстро обойдя стол и положив руку на плечо Силса. Тот упал на стул и уронил голову на протянутые по столу руки.

На минуту у Грачика мелькнула было мысль "потерянный человек", но ему тут же стало стыдно: разве у нас могут быть потерянные люди? Разве самая система, в которой он работает, не направлена на спасение всякого, кто считает себя потерянным или кажется потерянным Другим? Помнится, Кручинин когда-то назвал людей своей профессии искателями истины. А истина многообразна. Это не только правда в частном случае криминала. Куда труднее найти истину, потерянную такими вот людьми, как Силс, - десятками, сотнями тысяч заблудившихся людей. В старое время хаживал термин "бывшие люди". Но ведь теперь их не должно быть. Что значит "бывший" человек? Пока он дышит, пока его сознание работает, - он человек. И нужно, чтобы он был человеком с большой буквы. Так должно быть в советском обществе! Если капиталистическая система человекоистребления считает кого-то "бывшим", предназначенным на перемалывание в мясорубке войны, чья же обязанность вырвать его из этой мясорубки? Хотя бы вот в таком деле, как это, разве не долг Грачика искать пути к обеспечению гарантий, провозглашенных Конституцией, и для тысяч людей, оторванных от родины, для людей, ставших игрушкою враждебных сил?

Грачик ясно представлял себе, как он ставит такой вопрос Кручинину и как тот в сомнении покачивает головой.

- Ты говоришь: они потеряли истину? - спросит учитель. - Заблудились?

- Конечно, - ответит Грачик, - надо вывести их из тупика.

- Вывести из тупика... А они сами слепые?

- Заблудившиеся. - Но в голосе Грачика, вероятно, будет при этом уже меньше уверенности.

- В трех соснах? - иронически проговорит Кручинин с таким видом, будто Грачик сморозил глупость.

И тогда Грачик, потеряв терпение, крикнет:

- Да, да! И наша обязанность вывести их из этих трех сосен. Показать им дорогу к свету, к счастью, к жизни, к покою в труде, в условиях, гарантирующих им личную неприкосновенность, святость их очага!

Тут Кручинин улыбнется, глаза его наверняка загорятся лаской, одобряющей настойчивость ученика.

- Так ищи же ее, эту дорогу, Грач! Не уставай искать ее для себя и для других, для тех, чьи права и чью безопасность советский народ доверил твоему попечению. Ищи дорогу к истине, Грач...

Грачик поднял спокойный взгляд на растерянное лицо свидетеля:

- Успокойтесь, Силе. Все будет хорошо...

27. СИЛС ГОВОРИТ

- Сколько ей лет, вашей... Инге? - спросил Грачик.

Силс поднял голову и некоторое время непонимающе глядел на Грачика.

- Инге?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза