Ученик чародея

Грачику показалось, что зубы Силса скрипнули, когда он произнёс это пояснение.

— И она теперь там? — спросил Грачик.

— Не знаю… После того, что мы с Круминьшем сделали, её там, наверное, уже нет…

При этих словах Силс кинул выразительный взгляд на Грачика.

Мысль Грачика, привыкшая идти не теми путями, какие лежали на поверхности и неискушённому казались наиболее простыми, вернулась к упоминавшемуся Силсом слову «иезуиты». Если духовная гвардия папизма занимается вербовкой кадров для нового крестового похода и подготовкой шпионско-диверсионных групп в специальных школах, то почему не предположить, что он же, Орден Иисуса, продолжает действовать и тогда, когда подготовленные им кадры выходят на операцию — засылаются в СССР? Кому же и книги в руки, как не иезуитам, в деле разработки планов антисоветских диверсий в стране, знакомой им по прежней деятельности, — в Прибалтике? Кому же и палка в руки в командовании подпольными группами, пытающимися найти опору в остатках антисоветских элементов в советском тылу, как не капралам «роты» Христовой?..

Если сделать допущение об участии Ордена как организующего начала в антисоветской диверсионной деятельности новой эмиграции, то, может быть, и кончик нити, ведущей к разгадке убийства Круминьша, следует искать по этой линии? Тогда ещё более основательным станет предположение об участии Шумана в преступлении. Быть может, и сам он, этот Петерис Шуман, — иезуит?.. (Нужно будет проверить возможность существования в Ордене тайного членства.) Во всяком случае, если пойти по этой линии — римская курия во главе антисоветской деятельности балтийских эмигрантов, — то следует проявить все возможные связи зарубежных католиков с римско-католической иерархией внутри страны. Наверно, эти связи известны советским органам безопасности… Отталкиваясь от этих связей, может быть, удастся прийти и к тому частному случаю участия римско-католического клира в диверсии с Круминьшем, который интересует Грачика. Во всяком случае очень хорошо, что Силс своим рассказом о вмешательстве иезуитов в жизнь молодых поколений новой эмиграции толкнул мысль Грачика в этом направлении.

Расставаясь с Грачиком, Силс нерешительно проговорил:

— Я хотел бы спасти Ингу… Если бы я мог поехать туда.

При этом Силс скользнул быстрым испытующим взглядом по лицу Грачика и осёкся на полуслове.

— В том, что те скоты не станут стесняться и пустят в ход все средства шантажа, чтобы склонить Силса к подчинению, можно не сомневаться, — сказал Кручинин, оценивая рассказ Силса. — Не он первый, не он последний, кого пытаются взять таким образом. У него травма. Он думает, что на нём лежит несмываемое пятно.

— Мы просили его забыть об этом, — возразил Грачик.

— Собственная совесть человека в этом отношении куда более строгий судья, чем людская память и даже чем закон, — ответил Кручинин. — Но сейчас меня занимает, как они решились звонить Силсу? Пытаются создать впечатление, будто у них тут существует целая организация.

— Какой-нибудь недорезанный серый барон? Такие ни на что серьёзное не способны.

— Смотри, какой Аника-воин! За что ни хватишься — все ему нипочём.

— К сожалению, не все, дорогой, — ответил Грачик. — Мне не очень-то понравились слова Силса, будто лучше всего мог бы парализовать их шантаж он сам, если бы очутился там, за рубежом. Собственно, сказано это не было, но ясно подразумевалось.

— И ты хочешь договорить за него?

— Надо договаривать.

— Ты не рискуешь сделать ещё один промах?

— «Ещё один»?.. А у меня уже сделан промах?

— Ну, ну, не пугайся, хотя промах действительно большой.

— В чем же он?

Кручинин рассмеялся.

— В том, что преступник — нахальный и опытный — до сих пор имеет возможность звонить по телефону и морочить голову Силсу и нам…

Когда они вышли на бульвар Райниса, фонари едва просвечивали сквозь деревья. Густая листва сжимала свет до того, что стеклянные шары казались мутно-голубыми пятнами. Цветочные клумбы угадывались лишь по растекавшемуся вокруг них аромату. Миновав Стрелковый сад, друзья обошли каменных баб фонтана и уселись на скамью у розария. Отдалённые гудки автомобилей под сурдинку напоминали о городе. Когда глаза Грачика привыкли к темноте, он увидел, что вокруг нет почти ни одной свободной скамьи. Кручинин и Грачик тоже посидели в молчании. Неподалёку журчал невидимый фонтан. Но так о многом нужно было поговорить!

— Пройдёмся, — предложил Грачик негромко, боясь спугнуть сидящих у цветов.

Они пошли, и Грачик без предисловий вернулся к тому, на чём прекратился их давешний разговор.

28. КРУЧИНИН АНАЛИЗИРУЕТ

— Сейчас я доложу вам все данные — увидите сами, — сказал Грачик и принялся последовательно излагать дело так, как оно ему представлялось. Кручинин слушал со вниманием, ничем не выдавая своего отношения к его умозаключениям.