Учение Великих Махатм

Все это вы вольны рассказать К. К. М. Я внимательно его наблюдал и чувствую достаточно уверенности, что то, что вы скажете ему, будет иметь гораздо больше влияния на него, чем дюжина К. Х. могла бы рассказать ему лично. "Император" стоит между нами двумя и будет, боюсь, стоять так навсегда. Его верность и вера в утверждения живого друга европейца никогда не может быть поколеблена обратными утверждениями азиатов, которые для него, если не только плод воображения, являются ничем не брезгующими "сообщниками". Но мне хочется, если возможно, показать вам его великую несправедливость и обиду, нанесенную им невинной женщине, во всяком случае, сравнительно невинной. Каким бы помешанным энтузиастом она ни была бы, даю вам честное слово, что она никогда не была обманщицей. Также она никогда не произносила преднамеренной неправды, хотя ее положение часто становилось нелепым, так как ей приходилось скрывать многое согласно данным ею торжественным обетам. Теперь я покончил с этим вопросом. Я теперь собираюсь, добрый друг, подойти к предмету, который, как я знаю, очень противен вашему уму, так как вы повторно говорили и писали об этом. И все же, чтобы дать вам ясное понятие о некоторых вещах, я вынужден об этом говорить. Вы часто задавали вопрос: "почему Братья отказываются обратить свое внимание на таких достойных и искренних теософов, как К. К. М. и Худ, или такой драгоценный субъект, как С. Мозес?" Я теперь отвечу вам очень ясно, что мы так поступали с самого начала, как только перечисленные джентльмены вошли в контакт с Е. П. Б. Все они были проверены и испытаны различными способами, и никто из них на высоте желаемого положения. М. обратил особое внимание на К. К. М. по причинам, которые я сейчас объясню, и с результатами, которые в настоящее время вам известны. Вы можете сказать, что такой тайный способ испытания людей нечестен, что мы должны предупредить их и т. д. Все, что я могу сказать вам, это что так может быть с вашей европейской точки зрения, но, что будучи азиатами, мы не можем отступить от своих правил. Характер человека, его истинная внутренняя натура никогда не может быть основательно выяснена, если человек знает, что за ним наблюдают, или он стремится к цели. Кроме того, полковник О. никогда не делал секрета из этого нашего приема, и все британские теософы, если они не знают, должны бы знать, что все они в совокупности, после нашей санкции находятся под регулярным испытанием. Что касается К. К. М., из всех теософов он был тем, кого отобрал М. с особой целью вследствие настойчивых просьб Е. П. Б. и обещания его самого: "Он когда-нибудь повернется к вам спиною, pumo!" М. повторил ей этот ответ на ее мольбы принять его в регулярные ученики с Олькоттом. "Этого он никогда не сделает!" – воскликнула она в ответ. "К. К. М. лучший, благороднейший и т. д. " – последовал ряд хвалебных и полных восхищения прилагательных. Двумя годами позже она повторила то же самое о Росс Скотте. "У меня никогда не было таких верных и преданных друзей", – она уверяла своего "хозяина", который только смеялся в бороду и велел мне устраивать "теософическую женитьбу". Ладно, один подвергается испытанию в течение трех лет, другой – три месяца, с какими результатами – навряд ли мне следует напоминать. Не только никакие соблазны не помещались на пути того или другого, но последний был снабжен женой, вполне достаточной для его счастья, и связями, которые окажутся ему полезными когда-нибудь. К. К. М. получил объективный неоспоримый феномен, на что опирался; Р. Скотт, кроме того, получил посещение М. в астральном теле. Для одного из них оказалось достойным[достаточным] мщения трех беспринципных людей, для другого – зависти мелкого дурака, чтобы быстро разделаться с хваленой дружбой и показать Старой Леди, чего стоит эта дружба. О, бедная, доверчивая натура! Убери у нее силы ясновидения, закупорь в некотором направлении ее интуицию, как по долгу был вынужден сделать М., и что остается? Беспомощная с разбитым сердцем женщина!