Учение дона Хуана

Мне хотелось узнать, что будет, если я использую не весь запас. Дон Хуан сказал, что ничего не случится, дымок ничего не требует. Ему самому больше нет нужды курить, и все же каждый год он вновь готовит смесь, — точнее, поправился он, ему редко приходится курить. Я спросил, что он делает с неиспользованной смесью, но он мне не ответил, а сказал, что если смесь в течение года не использована, то уже не годится.

Здесь мы ввязались в долгий спор. Я, очевидно, неточно сформулировал вопрос, и его ответы казались неясными. Как я понял, смесь по истечении года теряет галлюциногенные свойства, и в таком случае необходим новый годовой цикл: но он твердил, что смесь никогда не теряет своих свойств. Происходит только то, сказал он, что человеку она больше не нужна, поскольку он сделал новый запас, и следует распорядиться неиспользованной старой смесью особым образом. Каким именно — я не мог дознаться.

Вторник, 24 декабря 1963

— Ты говорил, дон Хуан, что тебе больше нет надобности курить.

— Да, мне больше не нужно курить, потому что дымок — мой союзник. Я могу его вызвать когда и где захочу.

— Ты хочешь сказать, что он приходит к тебе, даже если ты не куришь?

— Я хочу сказать, что я прихожу к нему свободно.

— А у меня тоже так получится?

— Да, если тебе удастся сделать его своим союзником.

Вторник, 31 декабря 1963

Во вторник 24 декабря у меня был первый опыт встречи с союзником дона Хуана — дымком. Весь день я мыкался вокруг дона Хуана и делал, что прикажет. К вечеру мы вернулись к нему домой. Я напомнил, что мы весь день ничего не ели, но он точно не слышал и заговорил о назревшей для меня необходимости наконец познакомиться с дымком. По его словам, я сам должен был его испытать, чтобы понять, насколько это важный союзник.

Не дав мне опомниться, дон Хуан заявил, что раскурит для меня свою трубку прямо сейчас. Я начал отнекиваться, возражая, что еще не готов и слишком давно не держал трубку в руках. Но он сказал, что больше некогда учиться, пора к ней приступать. Он вынул трубку из чехла и любовно ее погладил. Я сел на пол рядом с ним и лихорадочно искал какой-нибудь предлог, чтобы отвертеться.

В комнате было почти темно. Дон Хуан зажег керосиновую лампу и поставил ее в угол. Обычно желтоватый свет лампы создавал в комнате успокаивающий полумрак. На этот раз, однако, свет казался тусклым и необычно красным; он действовал на нервы. Дон Хуан развязал, не снимая со шнурка на шее, свой мешочек со смесью. Он поднес трубку к распахнутому воротнику и зачерпнул чашечкой немного смеси. Он велел, чтобы я следил за его движениями, сказав, что если часть смеси просыплется, то она все равно попадет к нему за пазуху.

Дон Хуан наполнил трубку на три четверти, затем, держа трубку в одной руке, другой завязал мешочек. Он поднял с полу небольшую глиняную миску, дал ее мне и велел принести со двора несколько угольков. Я пошел за дом и, взяв несколько углей из печки, сложенной из кирпича-сырца, вернулся назад. Мне было здорово не по себе.

Подав миску дону Хуану, я сел рядом. Он бросил на нее взгляд и спокойно заметил, что угли слишком большие. Нужны помельче, чтобы вошли внутрь чашечки. Я вновь сходил к печке и принес что требовалось. Он взял блюдо с углями и поставил перед собой. Сидел он по-турецки. Взглянув на меня краем глаза, он наклонился вперед, так что почти коснулся углей подбородком, и, держа трубку в левой руке, неуловимым движением правой схватил пылающий уголек, положил его в чашечку трубки и выпрямился. Держа трубку обеими руками, поднес ее к губам и трижды пыхнул. Он обеими руками протянул мне трубку и шепотом приказал, чтобы я таким же образом взял ее и курил.

У меня мелькнула отчаянная мысль — отказаться и удрать. Но дон Хуан вновь шепотом приказал взять трубку и курить. Я взглянул на него. Его глаза не отрывались от моих, но взгляд был дружеским, понимающим. Я с обреченностью вспомнил, что выбор ведь сделан давным-давно, и сейчас, стало быть, остается лишь одно — делать все, что он прикажет.

Я взял трубку и едва не выронил — она была раскаленной! Я поднес ее к губам с крайней осторожностью, поскольку опасался обжечься. Но жара я почему-то совсем не почувствовал.

Дон Хуан велел затянуться. Струя дыма наполнила рот, и казалось, что он там циркулирует. Дым был тяжелым! Чувство было такое, будто рот забит сырым тестом. Именно это сравнение пришло мне на ум, хотя я никогда не держал теста во рту. Дым напоминал также ментол, во рту вдруг стало холодно. Я почувствовал свежесть. «Еще! Еще!» — слышал я шепот дона Хуана. Дым свободно просачивался внутрь меня. Дон Хуан мог меня больше не подстегивать — я затягивался уже механически.

Наконец дон Хуан наклонился и взял у меня из рук трубку. Он осторожно вытряс золу в миску с углями, затем послюнил палец и покрутил им в чашечке, чтобы очистить внутреннюю поверхность. Несколько раз он продул мундштук. Я с любопытством следил, как он прячет трубку в чехол.