Участковый

Двери в селе отродясь никто не запирал, стучаться и ждать на крыльце тоже было не принято. Заходишь в сени — подаешь голос: хозяева, дескать, где вы тут? Встречайте гостей! Однако горланить лейтенанту милиции было не к лицу, поэтому он все же стукнул пару раз в дверь, ведущую из сеней в переднюю. И, не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку.

По причине ранних сумерек в комнате горел свет, и все в этой комнате было ярким, светлым, радостным — кружевные салфетки на подушках, веселые занавески на окнах и печке, сверкающие медовым лаком ходики, ковер с оленями на стене, пестрые домотканые «дорожки» на полу. Никаких тебе пучков трав по углам, никаких склянок с зельями на полках, никакой паутины, крыльев нетопырей и кожи болотных жаб. Хотя казалось бы…

— Темная вещица у тебя при себе, Светлый, — откуда-то из-за печки сообщила Денисову Матрена. — На кой ляд?

— И тебе не хворать, хозяюшка! — усмехнулся участковый, комично поклонившись пустой комнате. — Не шибко занята? Можно войти-то?

Матрена вышла из-за печки, старательно вытирая о передник перепачканные мукой ладони. Росту она была маленького, одета по-домашнему, но опрятно. Крупные натруженные руки, улыбчивое лицо с тысячей мелких морщинок. Добрая деревенская бабушка.

— Отчего же не войти, касатик? — внимательно глядя в глаза участковому, наконец отозвалась Матрена. — Чем я могу быть занята? Мое дело пенсионерское. Вот, пироги затеяла. Лицо-то не в муке у меня, что ль?

— Все у тебя с лицом в порядке, хозяйка. И в доме — ты погляди какой порядок! И убрано, и чисто, и панно с оленями — ну, просто образцово-показательное панно!

— Ты мне голову не морочь и зубы не заговаривай! — отрезала старушка, поправляя тугой пучок седых волос на затылке. — Сколько лет мы с тобой без реверансов обходились — может, и сейчас без них сдюжим?

— Вот про «сдюжим» и «касатик» — ничего плохого сказать не могу, их ты очень… — Денисов поискал слово, — гармонично употребила. А про «реверансы»… Ты, гляди, в селе-то про них не ляпни! У нас народ простой, у нас такие слова только молодежь знает из книжек. Катька моя, к примеру, или Колька Крюков.

— Слыхала новости, слыхала, — покивала Воропаева. — Поздравлять?

— Да ну тебя! — отмахнулся участковый. — Что ишшо слыхала? Или, может, видала?

— Надысь по радио сказывали, советские хоккеисты опять приз «Известий»[4] получили. А американцы шестой раз на Луне высадились[5] — правда, что ль?

— Теперь, я погляжу, ты мне голову морочить взялась! — с недовольством в голосе пробурчал Денисов.

— Да ты спроси — я отвечу. Самой-то мне как угадать, про что ты знать хочешь?!

Денисов вздохнул и, демонстрируя безграничное терпение, без спросу сел на старенький скрипучий стул. Положил шапку на колени, расстегнул верхние пуговицы тулупа, поерзал — устроился удобно и надолго.

— Хочу я знать про все на свете, — доверчиво тараща глаза, признался он. — Только всего на свете ты и сама не знаешь, и потому придется мне довольствоваться малым.

Матрена, с веселым удивлением наблюдавшая за участковым, всплеснула руками — дескать, посмотрите-ка на него! — обошла стол и уселась напротив. Покопавшись в кармане, Денисов выудил амулет на кожаном шнурке, подержал на весу, полюбовался на то, как, крутясь и покачиваясь, сверкает в свете электрической лампочки большой красный камень, затем положил его на середину стола.

— Экая безделушка чудна́я! — с любопытством глядя на амулет, прокомментировала старушка.

— Так-таки? — вздернул брови Федор Кузьмич. — Я ишшо войти сюда не успел, а ты энту вещицу уже почуяла! И теперича сказываешь мне, что безделушка?

— А как иначе сказать? — Матрена с искренним изумлением пожала плечами. — Амулет не стоит твоих вопросов, выкинь и забудь!

— Я выкину, а ты подберешь?

— Да на кой мне?! Экий ты… недоверчивый, касатик. Ну, не хочешь выкинуть — в музей снеси. Там больше проку будет.

— Ты вот про прок мне поподробнее, пожалуйста! Очень хочется в суть вникнуть, прежде чем в музей сдавать! Опять же, не для себя стараюсь, меня хороший человек попросил узнать. Он, человек энтот, вообще очень многим интересовался, а я, ты понимаешь, покривил душой, наврал ему, что в наших краях сильных Иных совсем нету…

— Не посмеешь! — вдруг выпрямилась, вытянулась в струнку маленькая Матрена. — Ты обещал забыть!..

— И забыл, — согласился с нею Денисов, — на много лет забыл и не вспоминал до прошлой недели, а тут все одно к одному. — Он вдруг озабоченно пожевал губами, цыкнул зубом. — Слыхала, кто теперь в области главный у ваших?

— Кто? — беззвучно выдохнула Воропаева, испуганно сверкая глазами.