— Да уж какие шутки?! Напужал меня до полусмерти — говорит, завелись у вас в селе упыри. Пока, говорит, только скот употребляют, потому что свои они, местные, и по такой причине пока жалеют односельчан, но нынче полнолуние — они и на людей охоту начнут. А раз из-за морозов из села выбраться нельзя — они прямо тут и устроят резню. Я говорю — брехня! А он — это ты, дескать, Фроловым и Бочкиным расскажи, у них прошлой ночью по козе обескровили.
— Да от холода околели! — возмутился Денисов, который уже был в курсе этих трагических новостей.
— Вот и он так сказал, что власти это дело замолчат, чтобы панику, значит, не устроить, и что на самом деле не от мороза околели, а от того, что всю кровушку у них высосали! И про волка обескровленного мне напомнил, которого Красилов из лесу в том месяце приволок! — разволновалась Раиса. — Я ему опять — брехня! А он — ну, мое дело, дескать, предупредить, а дальше вы тут сами. А как сами? А что сами? Церкви в селе нет, сам знаешь. Икон я дома не держу, потому как Иван мой был шибко партийный. Где еще защиты искать? К тебе бежать? К председателю сельсовета? Вы же пальцами возле лба покрутите да посмешищем выставите. Да и от кого спасаться? Ведь непонятно же, кто упырь!
— И ты решила чесноком проверить, — покивал задумчиво Денисов. — А меня, значит, проверять побоялась?
— Вот ты, товарищ участковый, сейчас смеешься надо мной, а я тебя, между прочим, шибко уважаю, потому и растерялась, в какую бумагу тебе сыр заворачивать. А теперь даже рада, что так вышло! Ты меня под арест возьмешь, в кладовке своей милицейской запрешь — ну, потому что в район меня отправить не на чем, — а сам меня сторожить будешь. Есть упыри, нет упырей — это уже без разницы. Главное, что я полнолуние под твоим присмотром пересижу.
— С энтим мы позже разберемся, — отмахнулся Денисов, — ты мне чичас другое скажи: кто энто был-то?
— Кто? — не поняла Райка.
— У которого глаза смеются, который «напужал до полусмерти», который про чеснок надоумил!
— Да как же кто? — удивилась продавщица. — Колька твой!
Екнуло в груди у пожилого милиционера. И ведь догадывался, подозревал, но все равно до последнего надеялся, что Раиса назовет другое имя.
«Н-да, вот такие шуточки у Темных, — размышлял Денисов. — Такие вот у Темных шуточки…»
Как язык против воли тянется к больному зубу, касается его, чтобы тут же отдернуться, или мусолит, раз за разом если и не причиняя боль еще большую, то как минимум не облегчая страданий, — так и Федор Кузьмич при встречах с Николаем Крюковым пытливо и робко вглядывался в лицо, пытаясь по глазам прочесть: уже знает или еще нет? И по всему выходило, что пока не знает. То есть в курс дела его не ввели. Но, видимо, наличие или отсутствие Силы роли особой не играло — первое и пока единственное посещение Сумрака уже наложило свой отпечаток. То, как ловко Колька манипулировал Раисой ради собственной забавы, было показательно.
— Да ты что ж молчишь-то, Федор Кузьмич? — плаксиво вопросила продавщица. — Ты меня сейчас заарестуешь или опосля работы?
— Арестовывать, Раиса, я тебя не стану, — будто проснувшись, встрепенулся Денисов. — Я тебя, наверное, даже штрафовать не буду, потому что стала ты по глупости своей жертвой розыгрыша. Может, ишшо и благодарность тебе вынесу за профилактику простудных заболеваний среди населения — я, когда сюда входил, носом хлюпал, а теперича от чесночного духа дышу свободно. Помолчи! Слушай первое мое распоряжение: ты натертую чесноком бумагу в сторонку убери, пусть она издаля с микробами в помещении управляется. Обслуживать покупателей будешь с чистой бумагой, поняла? Ежели кто из утренних вернется к тебе с претензией — заменишь товар бес-пре-ко-словно! На-ка вот, кстати, леденцы Павкины поменяй. Слушай второе распоряжение: оповестишь всех баб, чтобы были готовы — как только морозы отпустят, соберетесь в клубе, прочту вам лекцию о борьбе с предрассудками. И ежели я только узнаю, что ты среди них слухи об упырях распускаешь!.. Ясно? Теперь так: чтобы тебе окончательно от страху башку не снесло — а то ить ишшо чего придумаешь, окромя чеснока! — довожу до твоего сведения, что полнолуние было две ночи назад. Уразумела?
— Уразумела, Федор Кузьмич! — засуетилась обрадованная Райка, сворачивая новый кулек под монпансье. — Уразумела, родненький! Все исполню, как ты сказал.
— Настоящего виновника я знаю, где искать, — застегиваясь, пробурчал Денисов. — В котором часу он у тебя побывал?
— Да в начале девятого… Ну да, в восемь ровно они с Катериной в сельсовет зашли, а минут через двадцать…
—
— Да ты что ж зашатался-то, Федор Кузьмич? Вот я дурная баба, кто за язык дергал… Не знал ты, что ли?