До Иванова, моего родного города, расположенного примерно в центре европейской части страны, отсюда напрямую было двести километров. Враги прошли в четыре раза больше и рвались к Москве, пытаясь выполнить желание фюрера провести парад фашистских войск на Красной площади 7 ноября, в день 24-й годовщины Великой Октябрьской революции.
По-разному встречали защитники Москвы этот праздник – кто лежал в снегу на поле боя, кто в окопе, вроде нашего, а кто и в госпитале; для счастливчиков этот день совпал с короткой передышкой. Но одно у всех было общим: огромная, все нарастающая тревога за судьбу Москвы.
Крохотным, малозначительным островком был наш НП в будущем море сражений, ближе и ближе подступающем к столице. И все-таки не было чувству одиночества и оторванности от главных сил фронта, от Родины.
Морозным утром 7 ноября мы увидели, что за ночь вся поверхность Волги покрылась снегом. Еще неделя-две – и реку скует толстый ледяной панцирь. И тогда из защитницы она станет помощницей врага, и мы останемся с ним один на один: впереди пехоты как не было, так и нет…
В то утро с батарейной кухни необычно рано принесли термос с пищей и бутылку водки. Мы разложили еду по котелкам, водку разлили в единственный стакан и крышки от котелков.
Варягин поднял задубевшей от мороза рукой стакан и протянул к нашим "рюмкам" из крышек:
– За наш великий праздник! За Сталина!
Мы дружно чокнулись с ним: каждый из нас в душе тоже произнес эти слова. Я выпил свою "рюмку" вместе со всеми. В котелки с кашей нападали снежинки и не растаяли. Молча принялись за еду. Говорить было не о чем: после переброски за Волгу не получали ни писем ни газет… Невольно думалось, как необычно встречаю праздник, вспомнилось родное Иваново. Пытался и не мог представить, что сейчас делается в Москве…
Через несколько дней на НП принесли "Правду", а мне – письмо и посылку. В газете – снимок Красной площади и речь Сталина на военном параде. "У нас временные трудности! – сказал он. – Пройдет несколько месяцев, полгода, может быть, годик, и гитлеровская Германия лопнет под тяжестью своих преступлений. Победа будет за нами!" Прочитав это, мы испытали огромную радость и облегчение: оказывается, наши дела не так уж плохи! Читали и перечитывали газету, вдумываясь в смысл каждой строчки.
Письмо тоже обрадовало: "Иваново еще ни разу не бомбили, – сообщал отец, – хотя воздушные тревоги объявлялись". В посылке – теплые портянки и вязаная кофта из медвежьей шерсти. Видно, почувствовало мамино сердце, как дрожал я на морозе в своей солдатской шинели и кирзовых сапогах. Кофту дала тетя Катя, наша соседка. "Денег не взяла", – было сказано в письме. А ведь в мирное время у нее и снега зимой нельзя было допроситься!
…Стареют с годами фронтовики, многое уносят с собой, уходя в небытиё… Но парад на Красной площади 7 ноября 1941 года, развеявший тревогу о возможной сдаче Москвы врагу и возродивший твердую веру в Победу, останется в памяти многих поколений! Тогда многие из нас не знали, что человек, которому мы верили больше, чем себе, в действительности был совсем другим, и в том, что враги за считанные месяцы прорвались к Москве, была и его большая вина. Но об этом – после.
16 ноября далеко за рекой мы услышали сильную артиллерийскую канонаду. Звуки смещались от запада к востоку. Значит, фашисты снова перешли в наступление? На нашем участке перемен не было. Дивизион в одиночку продолжал оборонять порученный ему участок левого берега великой реки. Два других вместе с отступавшими частями Западного фронта отражали натиск врага на правом берегу Волги. Нам оставалось только ждать, что будет дальше.
Кроме нашего заснеженного лесного НП, мы оборудовали другой – на чердаке одного из домов расположенной поблизости пустующей деревни. Ночью там можно было поспать в чисто вымытой горнице и немного согреться. В случае обстрела мог спасти глубокий подвал. Лаз в него находился на кухне, рядом с русской печью.