Она отвернулась от него, подошла к окну и посмотрела на Эшерленд, скрестив на груди руки. Небо было затянуто низкими густыми облаками, сквозь которые пробивался пурпурный и багряный свет. Дул резкий порывистый ветер, и за окном кружились красные листья.
– Не притворяйся, будто ты обеспокоен, – глухо сказала Кэт. – Это тебе не идет.
– Но я очень беспокоюсь! Я думал, ты покончила с наркотиками! После того, что случилось в Японии…
– Это была чепуха. Просто плохое паблисити, так как я дочь Уолена Эшера. Что ты делал в моей Тихой Комнате? Никто, кроме меня, туда не заходит.
– У меня был приступ. Я не обыскивал твою комнату, если ты это имеешь в виду.
– И что теперь? – Она содрогнулась и посмотрела на Рикса. – Ты пойдешь к папе?
– Я сказал – нет. Но тебе нужно помочь, Кэт! Героин – это чертовски серьезная…
Она рассмеялась. Это был шелковистый смех, но он неприятно резанул по нервам Рикса.
– Все правильно. Отправить меня в больницу. В этом весь смысл? Тогда ты и Бун сможете бороться за наследство без путающейся под ногами малышки Кэт. Все тот же старина Рикс, такой же дьявольски предсказуемый. Вы с Буном всегда терпеть не могли друг друга и оба так хотели друг друга убить, что оттолкнули малышку Кэт в сторону. Малышка Кэт была так сильно задвинута, что ушла в укрытие и долго-долго там оставалась.
Кэт улыбалась, а ее щеки и лоб искрились от пота.
– Но, – прошептала она, – малышка Кэт выросла. И теперь моя очередь задвигать. Я всегда хотела заправлять делом, Рикс. Я занялась модой, потому что это было просто и потому что мама поощряла меня в этом. Но я хотела доказать, что могу принять ответственность, и я знаю, что делать с деньгами.
– Никто никогда и не сомневался, что ты умна. И, Бог свидетель, ты сделала больше денег, чем мы с Буном вместе взятые!
– Так почему, – сказала Кэт, напряженно глядя на него, – ты не смог просто меня полюбить?
–
– Я позволила им найти наркотики, тогда, в Токио, – продолжила Кэт. – Когда я позвонила домой, я попросила тебя приехать и помочь мне. Мне не были нужны ни папа, ни Бун, ни адвокаты. Но ты не приехал. Ты даже не позвонил, чтобы узнать, все ли со мной в порядке.
– Я знал, что папа и Бун привезут тебя домой! Кроме того, я не слишком много мог сделать, чтобы помочь тебе!
– Ты никогда и не пытался, – тихо сказала она. – Я так любила тебя, когда мы были детьми. Бун мне был безразличен. Именно тебя я любила больше всех. Но ты никогда не уделял мне внимания. Ты был слишком занят ненавистью к папе и Буну за то, что, как ты считал, они делали против тебя. А позже, когда мы были подростками, ты был слишком занят размышлениями о своих делах.
– Я всегда уделял тебе внимание! – запротестовал Рикс, но, уже говоря это, понимал, что лжет. Когда он по-настоящему прислушивался к сестре? Даже когда они вместе выехали на прогулку, он манипулировал ею, чтобы поехать на кладбище. Он всегда использовал ее как пешку в своей борьбе против Буна и Уолена, использовал ее, чтобы шпионить за Маргарет, и все не считаясь с ее чувствами.
– Когда мы были детьми, ты был счастлив. У тебя по крайней мере были Эдвин и Кэсс. Мама покупала мне платья и куклы и отправляла играть в мою комнату. Папа иногда сажал меня на колени и проверял мои зубы и ногти. Ну ладно… это было очень давно, не так ли?
– Возможно, я не был лучшим братом на свете, – сказал Рикс, – но это, черт возьми, никак не относится к твоему подпольному героину!
Она пожала плечами.
– Наркотики пришли, когда у меня было агентство. Я начала с транквилизаторов, так как не хотела, чтобы приступ застал меня врасплох. Затем, ради забавы, я пробовала ЛСД, пи-си-пи, коку, все что было под рукой. Героином пользоваться я стала по другой причине.
– По какой? – настаивал Рикс.
– Тогда… я хотела увидеть, что наркотики могут со мной сделать. – Она провела пальцами по гладким щекам. – Что ты видишь, глядя на меня, Рикс?
– Прекрасную женщину, за которую я сейчас очень беспокоюсь и боюсь.
Она сделала шаг к нему.
– Я видела других прекрасных женщин, которые пристрастились к наркотикам. За пару лет они становятся полными развалинами. Посмотри на меня, хорошенько посмотри. – Она провела пальцем под глазами. – Ты видишь хоть какие-то морщинки, Рикс? Какие-нибудь следы дряблости? Видишь ли ты что-нибудь, что может тебе сказать, что мне тридцать один, а не двадцать один или даже меньше?
– Нет. Потому мне и непонятен этот героин. Для того, кто так тщательно о себе заботится…
– Ты меня не слушаешь! – зло сказала она. – Я не забочусь о себе, Рикс! И никогда не заботилась! Я просто не старею!
– Тогда благодари Господа Бога за хорошие гены! Не пытайся себя убивать!
Она вздохнула и покачала головой.
– Ты по-прежнему не слушаешь! Я говорю тебе, что героин, должно быть, оказывает на меня воздействие. Почему бы и нет? Почему мое лицо совсем не