Убу

Чи-Чи гуляет, и я слежу за ее движениями, напрасно надеясь уловить повадки ее рода — те, что, возможно, были переданы ей по наследству. Вот она поцарапала когтями землю. Если бы она начала рыть! Уже одно это могло бы вызвать какие-то догадки: что она хочет добыть — корешок, личинку? Но нет, это просто случайное движение… Как мало мы знаем биологию больших панд! Питаются бамбуком, живут высоко в горах и только в Китае, стоят ближе к енотам, чем к медведям, одно время считались вымершими животными, новорожденные весят не больше белой крысы… Прибавьте еще к этому, что в европейских зоопарках всего две большие панды — наш Ань-Ань и англичанка Чи-Чи, и все…

Но вот Чи-Чи уходит в клетку, завтракает. Медведи — каждый в своем отделении — засыпают.

И так каждый день: еда — сон, вечером немного побродят и снова спать.

Скучная жизнь в зоопарке!

Может быть, бамбуковые медведи и на воле такие? Наедятся побегов, лежат, переваривают, как коровы, и вся их жизнь в этом? Кто скажет?

А что можно сказать о других животных зоопарка? Тоскуют ли они в неволе? Незаметно. Скучают? Конечно. Но все ли?

Зоопсихологи еще не очень ясно представляют себе, что значит для животного свобода и неволя.

Вероятно, не для всех неволя одинакова. Для травоядных она — освобождение от зубов хищника. У хищников же клетка и вольер отнимают острое возбуждение охоты. Их можно пожалеть. Но кому-то и хорошо. Зоопарковский воробей волен летать куда хочет, однако всю жизнь проводит возле пленников. Древний волк добровольно отказался от свободы и с незапамятных времен живет на цепи в конуре.

Наконец, мы, горожане, знаем: много есть прелестного на белом свете, но мы отказываемся от этого на долгие сроки, окружив себя четырьмя стенами на работе и дома. Для нас важно одно, пусть мы не путешествуем, лишь бы дверь была не на запоре: вдруг когда-нибудь соберемся.

И у животных тоже остается надежда: «Когда-нибудь убегу».

Но куда хотела бы убежать Кнопа? На улицу, где машины? В кондитерский магазин? Или в лес? Правда, в лесу ей бы понравилось. И все же ее, истинную горожанку, после леса потянуло бы на площадку молодняка.

3

Выйдя из Краснопресненского метро, видишь, как пожелтели ясени зоопарка. Но еще кое-где зелена — хотя и не молода по-весеннему, а тяжела, темна — листва лип. За решеткой ворот широкий круг птичьего пруда, усеянный утками, гусями, лебедями, отражает уличное дымно-пасмурное небо. За прудом зеленеет домик Чи-Чи и Ань-Аня.

Будни. Народу мало. Звери отдыхают от летнего человеческого нашествия. Пожалуй, один лишь морж, у которого так стерты клыки, что он скорее похож на моржиху, скучает в своем бассейне без внимания посетителей: он очень любит выпрашивать куски кренделей. Да и ларек с традиционными горячими бубликами, которыми в зоопарке торгуют еще с довоенных лет, закрыт. Остужающее дыхание осени повеяло и на горячие бублики.

В плаще уже холодновато. Вокруг перемены. В вольере копытных выросла египетская пирамида прессованного сена.

Меньше хищников в холодных клетках. Гиену и гепарда перевели в зимнее помещение, на днях туда перейдут львы. В теплые дома перекочевывают бегемоты и попугаи, змеи и черепахи.

Летние клетки обезьян опустели. Недавно я еще видел зеленых мартышек, но почему-то без детеныша. Что с мартышонком? Заболел? Погиб? Или боялись, что простудится?

За короткий срок изменились зверята с площадки.

Волчата догнали и даже перегнали по росту динго. У лисят мех загустел, они стали сильнее и красивей. Барсучонок — тот совсем раздулся — тугим животом подметает землю. Макс и Кнопа роют берлоги (обязательно под каким-нибудь предметом), а потом служительнице приходится засыпать ямы. Мишки все такие же попрошайки и мычат, выпрашивая у девушки печенье: «Му-у» да «му-у» — прямо как в сказке Чуковского про телефон.

Их вольер осеняют старые липы, и на площадке, под звериными лапами, теперь много опавших листьев, но медвежата тянутся через решетку. Они мычат, выпрашивая хотя бы один листочек из целого вороха, который сгребла служительница.

— Ну на, бери! Обязательно этот? — говорит девушка, протягивая желтый вялый лист.

И медвежонок жует его с благодарностью, как угощение.

Мои наблюдения над пандами закончены. Осталось дождаться их свадьбы. Но мне жаль покидать этот сад зверей. Сейчас, пока обезьянник закрыт и нет никого из посетителей, самое время получить туда пропуск. И я иду к заведующей…

Человекообразных обкормили арбузами и виноградом.

Результат известный.

Может, поэтому они встретили незнакомца довольно минорно. Только Сильва чуть не царапнула меня: я угостил тянучкой сначала орангутанга, Сатурна, молоденьких шимпанзе Романа и Вегу, а ее — в последнюю очередь. Да еще орангутанг Кипарис показал свой эгоистичный характер: любит, чтоб занимались только им, и оплевывает тех, кто его оставляет.