Он порылся в Мамаевой сумке, потом отбросил ее и что-то положил в свой карман.
— Что ты придумал?
— Я хочу только попробовать… — уклончиво произнес он. — Вернешься с работы, узнаешь…
Весь день человек провел в обезьяннике, а за ужином дома признался:
— А я ведь чуть не взял его с собой! Такую бурную встречу он мне устроил. Представь, вхожу. Все шимпанзе на меня уставились, смотрят. А он — я его не сразу и разглядел — сидит такой жалкий-жалкий (муж попробовал съежиться, изобразить). Сама скорбь, полная депрессия, старческий маразм души и тела… И вдруг как хрюкнет! Подскочил на месте, словно катапультировал, да как бросится ко мне! Как заухает, залает радостно, глаза безумные, сияют прожекторами, рот ползет до ушей, хотел броситься мне на шею, да ткнулся зубами в решетку, потом вытянул губы и, вижу, тянется к моему лицу, целоваться желает!
— Хорошо, Петя, что я не пошла. Я бы разревелась, наверно!.. А он сильно покусан? Что он, как? Каким ты его оставил? Он чуть с ума не сошел, когда ты уходил?
— Да, почти, — муж протер запотевшие очки платком.
— Что же делать?
— Ничего. Сейчас ему будет легче. Притерпится. Я ему повесил на шею одну штуку. Вроде амулета, защищающего от чужих зубов, от печалей.
— Ты о чем говоришь?
— Вот послушай. Он очень рвался ко мне, пробовал даже дверцу выломать. Я ему и протянул тогда ту игрушку, детский пистолет. Он взял да как начал палить — дым, огонь, треск! Это же для него сигнал освобождения! Его недруги, как воробьи, взлетели чуть не до самого потолка и там повисли, кто за что уцепился. Даже дряхлый старик и тот оказался не менее проворным, чем молодые шимпанзихи. Я, конечно, не мог выпустить Мамая, но зато достаю пачку сушеных бананов и протягиваю ему. Так он сначала протянул руку, потом вздрогнул и вот так (муж отвернулся и поднял голову) смотрит: не кинутся ли на него, не покусают ли снова? Они видят, что он смотрит, да еще игрушку на них случайно наставил, — ну, такой визг подняли, что Мамай вроде оторопел. Человек на его месте не меньше Мамая удивился бы новой ситуации, но Мамай ничего, быстро все принял как есть — взял у меня пачку и всю уплел, даже не оглядываясь.
— Ты думаешь, они не привыкнут к его пушке?
— Пусть привыкают. Авторитет уже создан. Громкий! — Муж засмеялся. — Деспотиха запугана — это главное. Если расстреляет все пистоны, я ему еще подброшу. Да и этих хватит нагнать страху.
— А не отнимут?
— Что?! Они не прикоснутся к игрушке, как не прикоснулись бы к змее!
— Да… Вот что значит начать новую жизнь…
— Ничего!.. Главное — он умная обезьяна. Если б мы занимались с ним по-настоящему… Но мы где-то сделали ошибку…
Жена вздохнула:
— К сожалению, пугач — это все, что мы ему дали «полезного»…
Е. Кондратьев
Додди-артистка
Карелу Створа, воспитателю слонов
Пунчи, Кади и Дженни
В театре начинался спектакль.
За сценой в клетках ждали своего выхода звери. Славная труппа! Барсук и енот, гималайский медведь и кошка, лиса и волк, свинья, мартышка и прочие творческие работники.
Я, служивший в театре дрессировщиком не первый год, знал, как подойти к каждому из них, знал их вкусы, привычки и угадывал их настроение так же легко, как настроение своей жены. И мне бы еще долго казалось, что в их поведении не может уже быть для меня ничего нового, не замеченного мной, если бы мой сын не прислушался в ту минуту к словам ведущей.
— Дети, — говорила ведущая, стоя на авансцене. — У меня есть к вам просьба. Наши четвероногие артисты очень любят громкие аплодисменты. Если вы увидите, что артист вам понравился, вы, пожалуйста, похлопайте ему. Договорились?
— Да! — ответили дети.
— Она правду сказала? — спросил меня сын.
И тут я замялся. Аплодисменты любим мы, дрессировщики. Это награда за наш труд. Но звери?..
Мне пришлось объяснить мальчику, что это шутка и что, конечно, они лишь исполнители наших приказов.
Однако после спектакля мне стали приходить на память разные случаи из жизни театра, размышляя над которыми я понял тогда, что во многом был слеп, не видя того, что каждый день проходит перед глазами, и плохо понимая наших питомцев.
Особенно ярко представилось мне одно, не совсем обычное, прошлогоднее выступление слонихи Додди на гастролях. Пожалуй, об этом стоит рассказать.
Но прежде всего — о дороге.
С первых шагов гастрольное путешествие Додди не сулило удачи. Начать с того, что слониха не захотела покинуть свой дом. Она любила прогулки по соседним улицам города, но прогулки днем, а не ночью. Кроме того, она привыкла гулять вместе со старым, одряхлевшим верблюдом Гобо, который был у нас на пенсии и которому, чтобы нагнуть голову, требовалась целая минута. Этот Гобо проживал рядом с Додди в одном доме — так хотела слониха. И когда она поняла, что ей предстоит разлука с верблюдом, она порвала цепь на ноге и вернулась к нему. Пришлось обмануть Додди и вывести Гобо на улицу. Он шел некоторое время рядом с ней, потом сбоку от грузовика, к которому была привязана Додди, а затем его увели вперед и спрятали в проулке.