— Ладно, — сказал он голосом, похожим на бульканье воды в кастрюльке. — Две сотни.
Он выдвинул на середину двести фунтов. Киннер слегка приподнял одну бровь.
— Гм! — сказал он, затем встал, прошел к буфету и взял оттуда деньги, сел за стол, отсчитал нужное количество купюр и положил их в банк.
— Что это? — спросил Резиновые Сапоги.
— Шестьсот фунтов, — ответил Киннер. — Двумястами отвечаю и поднимаю до четырехсот.
— Четыреста, — проговорил Резиновые Сапоги.
— Верно, — подтвердил Киннер.
— Ты не хочешь вскрываться? — уточнил Резиновые Сапоги.
— Нет, Гарри, — ответил Киннер.
Резиновые Сапоги сглотнул бы, если бы ему удалось удержать свой кадык, который дергался вверх и вниз. Он снова оказался там же, где был всего несколько минут назад. Только сейчас для продолжения игры требовалось четыреста фунтов. Вероятно, Резиновые Сапоги продолжал считать, что Киннер блефует, однако ему не хотелось в следующий раз ставить на кон свои восемь сотен. Поэтому он решил вскрыться.
Он поднял с пола портфель, все это время стоявший у его стула, вытащил внушительную пачку денег, отсчитал нужную сумму и положил на середину стола.
— Вскрываемся, — объявил Резиновые Сапоги.
— Ты назвал меня стервецом, да, Гарри? — улыбнулся ему Киннер.
Резиновые Сапоги кивнул.
— Итак, — сказал Киннер, — посмотрим, что у меня тут. Я уже забыл свои карты — так увлекла игра. Ага. Кажется, ты, Гарри, выиграл.
Киннер открыл карты. У него был червовый флэш, старшая дама.
Резиновые Сапоги изменился в лице и стал похож на очень старый камамбер.
— Да ладно, Гарри, — сказал Киннер. — Неужели выиграл я, а? Нет, ты дурачишь меня.
Киннер потянулся через стол, намереваясь перевернуть карты Резиновых Сапог, но тот поспешно схватил их и сунул в колоду. Киннер засмеялся.
— Ну как, Джек? — спросил он. — Старина Гарри думал, что я разыгрываю его.
— Нужно быть хорошим игроком в покер, чтобы играть в покер с хорошими игроками, — сказал я.
— Заткнись, — процедил Резиновые Сапоги. Киннер снова засмеялся. Я встал.
— Неужели ты уже уходишь, Джек? — спросил Киннер.
— Дела, — ответил я.
— Конечно, конечно, — сказал Киннер. — Заглядывай, когда будет время. Рады видеть тебя.
— Обязательно, — заверил его я. — Если найдется свободная минутка.
Девица на диване хихикнула.
— Передай от меня привет Джеральду и Лесу, — сказал Киннер.
— Передам, — сказал я и пошел к лестнице.
В зале повисла гнетущая тишина. Я открыл дверь. Звук двери, шуршащей по ковру, показался оглушающим в этой тишине. Все смотрели на меня. Я улыбнулся Резиновым Сапогам.
— Я же говорил, что ждать осталось недолго, — сказал я.
Резиновые Сапоги чертыхнулся. Я вышел.
Я спустился вниз и уже дошел до двери, когда услышал, что дверь наверху открылась, и на лестнице появился Эрик. Он спустился ко мне. Я взялся за дверную ручку и посмотрел на него. В его глазах отражались мысли, далекие от дружелюбных.
— Не очень-то мне все это понравилось, — сказал он.
Я улыбнулся.
— Если бы ты не скрыл от меня, на кого работаешь, этого не случилось бы, — сказал я.
— Сирилу тоже не понравилось.
— Сирилу, да? — проговорил я. — А девушкам?
— Ты считаешь, что вел себя очень умно, только ты ошибаешься. Ты заставил Сирила задуматься. И меня тоже. Ему интересно, зачем тебе понадобилось узнать, на кого я работаю.
— Разве он не знает?
— Нет, черт побери, не знает. Возможно, он думает, что Джеральду и Лесу будет интересно узнать, что ты везде суешь свои нос. Он подозревает, что им это не понравится.
— Он прав. Поэтому скажи ему, чтобы зря не тратил деньги на междугороднюю.
— Видишь ли, — продолжал Эрик, — Сирилу интересно, зачем тебе понадобилось играть в «полицейские и воры», только чтобы выяснить, на кого я работаю.
— Я объяснил ему, — сказал я. — Джеральд и Лес попросили меня передать ему привет. Мне сказали, где найти его. Так что это простое совпадение — что я ехал за тобой.
Взгляд Эрика вызвал у меня усмешку. Эрик повернулся и уставился на верхнюю площадку.
— Передай Киннеру, что я уеду, как только разберусь с делами Фрэнка, — сказал я.
Эрик снова посмотрел на меня.
— Спокойной ночи, Эрик.
Я поехал по узкой улочке, ведущей от «Казино». Темная стена деревьев закончилась, и я вновь оказался на освещенной желтыми фонарями дороге. Вокруг никого не было. Дома в калифорнийском стиле, отделенные от дороги широченными ухоженными лужайками, стояли тихие и молчаливые. Те, в которых жизнь еще била ключом, были обозначены раздвинутыми шторами, дабы проинформировать всех соседей. Хвойные деревья, посаженные в точно рассчитанных местах, как часовые, охраняли покой добросовестных налогоплательщиков.
Я помнил это место еще с тех пор, когда оно называлось Бэк-Хилл.