В том полумраке я не могла хорошо рассмотреть Леон-Гонтрана, но поняла, что одет он был так, словно еще какое-то время назад парень спал, но почему-то резко подорвался с кровати и одел первое, что попалось под руку, после чего приехал сюда. На нем даже не было футболки. Только черные джинсы и расстегнутая куртка с приподнятыми вверх рукавами. Волосы растрепанные и на земле рядом с Леон-Гонтраном виднелось множество окурков.
К сожалению, я не смогла разглядеть лицо парня, но почувствовала, что от него исходило нечто страшное. То, от чего у меня по спине пробежал холодок и в голове зазвучала паника.
— Ну что, нагулялась, шалава? — поинтересовался Леон-Гонтран. Он сделал несколько шагов в мою сторону, после чего скользнул по моей одежде злым взглядом и оскалился. — Нравится за моей спиной раздвигать ноги перед другими парнями?
— Что? — я вообще не ожидала увидеть Леон-Гонтрана рядом с домом Оливии, из-за чего жутко растерялась и не сразу расслышала слова парня, но с лихвой почувствовала, как он намотал мои волосы на свой кулак и с силой дернул за них. Жутко больно. Практически невыносимо.
Флавье больше ничего не говорил. Очень злой и несдержанный, он повел меня к своей машине. Я, вырывалась, спотыкалась, падала и кричала, но освободиться не смогла. Руки Леон-Гонтарна уже тогда делали мне больно, но это были сущие пустяки, по сравнению с тем, что парень намеревался со мной сделать той ночью.
4. Принуждение и его желание. Ты запомнишь эту ночь…
Бывает такое, что какой-то определенный отрывок времени отпечатывается в памяти намного сильнее, чем другие, ведь нам свойственно запоминать то, что особенно сильно всколыхнуло сознание и принесло за собой беснующиеся вспышки эмоций. Таким отрывком для меня стала та ночь. Да, ее я никогда не забуду.
Я прекрасно ощутила гнев Флавье и с лихвой почувствовала на себе его пренебрежение. Он грубо довел меня до Гелендвагена словно я была какой-то ненужной марионеткой, над целостностью которой Флавье уже не заморачивался, после чего швырнул меня на заднее сиденье своей машины и привязал запястья к подлокотнику, чем-то очень похожим на шнур от зарядки.
— Да что с тобой происходит? Что ты собираешься делать? Развяжи… — я ошарашенно прошипела эти слова и начала дергать за шнур, но от этого он лишь сильнее впился в мои запястья.
— Твоя обязанность не разговаривать, а в рот брать и ноги раздвигать, — Леон-Гонтран с грохотом закрыл за собой дверь машины. — Сейчас я проверю, как ты с этим справляешься.
— Что? — с моих губ сорвался писк и в груди затлел страх. Я не понимала, что происходило и я совершенно не знала, как реагировать на слова Флавье.
— Я говорю, что ты шалава. Ты же спишь со всеми подряд, — Леон-Гонтран резко вывернул руль и от того, что машина внезапно вильнула, я любом ударилась о стекло.
— Я не сплю со всеми!.. — я закричала и прищурила глаза от того, что лоб обожгло болью. Из-за этого думать стало еще сложнее.
— Да, я заметил. Ты давала всем кроме меня. И почему же? — краем глаза я заметила, что Флавье до побелевших костяшек сжимал руль. — Ну, да, шалавы же не дают бесплатно. И какие расценки? Двадцать евро за всю ночь? Ты же больше не стоишь.
— Прекрати! — я резко качнула головой, ощущая, как слова парня не только резанули по ушам, но и пробрались внутрь сознания, распространяя там очень неприятные эмоции. — Успокойся. Пожалуйста, останови машину и давай нормально поговорим.
— Зачем мне разговаривать с дешевой шлюхой? — я не видела лица Флавье, но мне показалось, что в тот момент он скривил губы. — Я хочу тебя как следует отодрать, а не разговаривать. Только для этого ты и пригодишься.
Уже тогда я стала замечать, что Флавье заменил привычное «Куница» на «шалава» и «шлюха». При этом, даже его отношение ко мне значительно поменялось. Да, я раньше считала, что он относился ко мне не особо мягко, но в ту ночь я поняла насколько сильно недооценивала грубость Леон-Гонтрана. Он называл меня грязной шлюхой и относился ко мне соответствующе.
Я понимала, что Флавье не собирался со мной разговаривать, поэтому, когда Гелендваген остановился и парень выволок меня из машины, я начала кричать и просить о помощи. Леон-Гонтран не пытался закрывать мне рот, поэтому моя мольба была слышна на всю улицу, но все равно на помощь никто не пришел.
Уже хорошо знакомый мне подъезд, лифт, квартира. В одной из комнат горел свет, поэтому у меня была возможность, хоть немного рассмотреть место, где жил Флавье, но паника не давала это сделать. В тот момент я видела только Леон-Гонтрана. Жуткую мрачность на его лице и злость беснующуюся в серых глазах. Да, разозлить Флавье — все равно, что вывести из себя самого Дьявола. Хотя, я не понимала, что сделала не так, ведь тогда по телефону мы более-менее спокойно поговорили. Что изменилось? Почему внезапно этот Дьявол так остро захотел утащить меня в свой Ад, для того чтобы продемонстрировать мне свои пытки?