Ублюдок

Уголки его губ дернулись наверх. Грудь пронзила досада, что осталось так мало времени. Он бы хотел стоять здесь вечность, любуясь ее надменным лицом. Даже если она презирала его теперь. И даже если теперь… не любила. На безответную любовь к Марине он потратил целых шесть лет. Вера стоила бесконечности. Но завтра его ждал самолет в Париж. Он знал, что отец заставит его вернуться после учебы, продолжать на него работать, когда-нибудь возглавить его «империю», как тот любил называть свой холдинг. Но не раньше, чем через несколько лет. Он не сомневался, что такая, как Вера, не будет его ждать. Да и ждать не имело смысл, потому что отец уже видел ее. Исключительно назло сыну он женит его на первой попавшейся дочери какого-нибудь знакомого. А с Верой не даст ему даже встречаться. И ей было опасно находиться с ним рядом. В порыве гнева отец легко мог покалечить и ее. Марк почувствовал, как все органы внутри разрываются на части, а кровь просачивается в душу.

Девушка смотрела на него жалостливо. Внутри все бурлило. За эти месяцы она многое успела передумать, много раз приводила себя к окончательному и бесповоротному решению не думать о нем больше и не искать с ним встречи. Она убеждала себя, что он ее не достоин, но в глубине души никак не могла прогнать тоску, которая теплилась в ней с самой первой встречи.

Вера возвращалась из школы. Он ждал Игоря у подъезда их дома. Дворовые пацаны, лет пятнадцати, часто задирали ее – кажется, одному из них она нравилась. И в этот раз они отобрали у нее рюкзак и стали бегать по всему двору, перекидывая его друг другу и обзываясь, а Марк без раздумий вступился. Он тогда не знал, что она – сестра друга. Он просто не мог смотреть, как пятеро парней издеваются над маленькой девочкой. Марк легко остановил парнишку одной рукой, посмотрел на него грозно, затем оглядел остальных, и спокойно забрал рюкзак. Они на него накинулись скопом, но он ловко и быстро их раскидал. Пацаны после того раза к ней больше не приставали. А Вера влюбилась, окончательно и бесповоротно.

– Можно тебя поцеловать на прощание? – спросил Марк робко, впившись глазами в земляничные губы.

Ребристый блеск так и манил себя слизать. Вера улыбнулась – не выдержала. А потом до нее дошло.

– В смысле на прощание? – встревожилась она, снова нахмурив брови.

– Я завтра улетаю в Париж, – ответил Марк удрученно. – Учиться.

– Надолго?

– Пока на два года, – пожал он плечами.

Верины глаза, влажные, темные, колющие, смотрели жалостливо и с надеждой. От этого он сам себе становился противней, хотя был уверен, что больше себя ненавидеть не способен. И вдруг понял, что способность эта усилилась другой – способностью любить.

– Значит, у нас мало времени, – сказала она тихо, выдавив из губ улыбку.

Марк с легким недоумением посмотрел на нее. Тоска в нем сидела всегда. Сейчас она приняла только более глубокие оттенки. Оттенки болотной жижи или сырной плесени. Сердце по-тихому останавливалось в груди. Но Вера вдруг схватила его за руку.

– Поехали к тебе! – воодушевленно воскликнула она.

Марк крепко сжал тонкую кисть и потащил ее за собой к автомобилю.

В этот раз он был очень нежен. Ему хотелось долго ее ласкать, разглаживать и без того гладкую кожу, вдыхать медленно молочный запах и неспешно целовать губы. Все его предыдущие поцелуи происходили только во время секса. Они все были порывистыми, смачными и грубыми. А земляничные губы Веры требовали деликатности. Трепеща от собственной сдержанности, когда в душе горел пожар и животное желание внизу живота, он аккуратно тянулся к ее губам, стараясь не давить и не кусаться.

Она нежилась в объятиях, как котенок, то скрючивалась, то вытягивалась, демонстрируя сильную гибкость своего тела. Он разглядывал ее от макушки до пят пристально, пытаясь запечатлеть эти виды на сердце, чтобы было по чему тосковать в Париже. Он уже знал, как будет мечтать о ней там. Ему уже ее не хватало. Даже тогда, когда он был в ней, расходился от жара и крепко вжимал тонкое тело в диван под собой. Даже тогда, когда она шептала, что любит его, а потом резко переходила на стоны и крики. Даже тогда, когда он любовался ей спящей, стараясь пореже моргать, чтобы не упускать секунды собственного счастья, которого в его жизни выпало всего на несколько этих часов, проведенных с ней. Он считал каждую.

– Только не надо меня ждать, – произнес Марк, когда они прощались у ее подъезда в четыре утра.

– Будто я собиралась, – в шутку насупилась девушка.

Он улыбнулся сквозь слезы, а потом посмотрел на часы и сказал:

– Восемнадцать тысяч пятьсот шестьдесят семь, восемнадцать тысяч пятьсот шестьдесят восемь, восемнадцать тысяч пятьсот шестьдесят девять…

– Что ты делаешь? – засмеялась Вера.

– Считаю секунды своего счастья. Это секунды, проведенные с тобой сегодня. Это все счастье, которое у меня было в жизни. Ты – восемнадцать тысяч пятьсот восемьдесят три секунды моего счастья.

Парень посмотрел на нее серьезно, без улыбки и уже без слез. Вытекшие ранее струйки еще блестели на щеках, но новых не было.