Убью, студент!

Студенты Соломин и Ухов сняли с груди красные банты и слились с серой неорганизованной массой. По пути в общежитие зашли в «стометровку» – длинный стеклянный универмаг на улице Ленина. В винном отделе бутылку крепкой настойки Зверобой взяли. Тут же, за углом магазина, «убили в себе зверя», сделав по несколько хороших глотков из горла. Закусили карамельками, закурили. Бритое холенное лицо Алексея Ухова лоснилось. Он был склонен к полноте, с небольшим, но заметным брюшком. Рядом с ним Лёня казался школьником. Худобу Лёни не скрывала (а возможно, только подчеркивала) немного большая ему зеленая болоньевая куртка, купленная матерью из экономии на вырост. Какой к черту вырост! Ему уже 18 лет, и он больше не будет расти. Разве что в умственном и духовном плане. На Ухове куртка сидела в самый раз. Темно-синяя. А брюки у него были черные в редкую светлую полосочку. А родом он был из старого купеческого города Кунгура. И мама его, кажется, работала товароведом. В общем – из служащих. Леонид же по родителям принадлежал к передовому классу – пролетариату. Но – в чем прелесть развитого социализма! – они же равны. Они оба студенты, и пьют из одного горлышка.

Приходит Брежнев в Политбюро, рассказывал Алексей анекдот, а на нем надеты разные ботинки: один – черный, другой – коричневый. Что с Вами, Леонид Ильич, спрашивают его члены. Почему на Вас ботинки разные? А что я могу поделать? – говорит он. – Дома стоят точно такие же.

Соломин смеялся. Про Брежнева анекдотов он не знал и в свою очередь рассказал байку из цикла про евреев, недавно услышанную им от Шуры Николева. Едет по рельсам поезд. И вдруг, сойдя с колеи, продолжает ехать по полям и перелескам, пока не останавливается у болота. Пассажиры выскакивают из вагонов и – к машинисту. «Ты куда нас завез»!? «Так, извиняющимся голосом отвечает тот, еврея на шпалах увидел». «Ну, и давил бы»! «Так, только что догнал».

Однокашники подошли к университету и сели на скамью возле географического корпуса. Содержимое бутылки быстро уменьшалось. Сердца теплели и просили песни.

В том дворе, где каждый вечер все играла радиола

и где пары танцевали, пыля,

все ребята уважали очень Лёньку Королева

и присвоили ему звание «короля». –

пел Ухов из Окуджавы. У Соломина грудь распрямлялась от гордости, что у него такие уважаемые тезки: генсек и вот – какой-то «король». Песню своего двора припомнил он:

В Кейптаунском порту,

с пробоиной в борту,

«Жанетта» поправляла такелаж…

Зайдя в общагу, собутыльники расстались. Каждый направился в свою комнату. Леонид взял семиструнную гитару Шуры Николева, который уехал на праздник домой, в Лысьву, и стал перебирать аккорды, показанные ему хозяином гитары: маленькая звездочка, большая звездочка, баре, лесенка… А товарищ Ухов, переодевшись в домашнее (в общаге он носил полосатые а ля матрас штаны, чем и без того имевший успех у девиц еще больше их смущал), стал слушать грампластинки и выкидывать некоторые из них в открытую форточку. Красивый праздничный день, переходящий в вечер, красивая музыка, красиво вылетающие из окна 5-го этажа черные пластинки.

6. На ковре

Приходит как-то (это уже было весной) Лёня с занятий и чувствует некую торжественность обстановки.

– Мы глинтвейн варим, – говорит Шура Николев, – Соломенник, будешь?

Как не быть. Только слышал о сием напитке Леонид, ни разу не пробовал. Да и само слово «глинтвейн» звучит так романтично.

Шура выходит из комнаты на кухню и возвращается с кастрюлькой. Кастрюлька парит ароматами. Стаканы наполняются темно-красным питьем. Оказывается, глинтвейн – это горячее вино, в данном случае вермут, с добавлением специй. Не предполагал Леонид, что и без того горячительные напитки можно разогревать.

Пришли два соседа – студенты экономического факультета Женя и Вадик. Они часто заходили. Они с гидрологами познакомились, когда были абитуриентами: поступая, жили с ними в одной комнате. Экономистов тоже «подогрели» из кастрюльки. Потом все вышли покурить. Остались только Лёня и Женя. Вдруг последний говорит: «Пойдем, выйдем». Чуя недоброе, Соломин проследовал за ним в туалет. И в самом деле, выдавив сквозь зубы презрительное «ты», Женя замахнулся на Лёню кулачком. Удар пришелся со скользом, так, не удар – женщина поцарапала. Лёня ответно ударил в голову и тут же ногой в живот. Экономист согнулся. Тут открылась дверь, и появился комендант Форш. Он как будто караулил, поскольку жил на другом этаже и обычно пользовался другим туалетом. Поймав драчунов, так сказать, с поличным, он повел их в комнату студсовета. Выслуживается сука! – подумал Соломин. Про Форша поговаривали, будто он назначен на должность коменданта во исправление каких-то грешков, и чтоб остаться в университете, он взялся за эту работу.

Установив личности уличенных в пьянстве и драке, Форш для проформы поинтересовался причиной поединка.

– Мне его физиономия не понравилась! – заявил Женя.

– Мне тоже, – сказал Леонид сгоряча, хотя на самом деле он попросту защищался.