«Ля Пресс»
О. — Я не знаю. Может быть, воспользовавшись тем, что он остался с ней наедине в «Жнивье», он попытался ее изнасиловать и?..
О. — Нет, он, казалось, интересовался только моей дочерью.
Защита. — Все это совершенно бессмысленно! Защита предполагает доказать, что обвиняемый не может быть виновен по той простой причине, что не имел никакого мотива для убийства!.. Был он или не был любовником жертвы, ничего не меняет в деле! Он не мог жениться на Жоэль Лежанвье, так как женат. Представим на мгновение, как утверждает свидетель, что обвиняемый лжет, — вопреки собственным интересам, повторяю, так как вынужденная оборона гарантировала оы его оправдание, — что жертва из ревности действительно угрожала ему своим «Лилипутом»… Разве, разоружив ее, стал бы он трижды стрелять в нее с намерением убить? Ни за что! (Эти невольно сорвавшиеся слова были охотно перепечатаны всеми газетами.) Я взываю к суду!.. Не осуждают челвека в здравом рассудке за убийство без причин!
Председатель. — Мэтр, ваша защитительная речь еще впереди.
Ж.-Ж. Жура почесал за ухом своей шариковой ручкой. (У него вечно были следы зеленых чернил за ушами.) Он с большой неохотой занимался разделом судебной хроники в «Ль Эпок». Он предпочел бы писать в рубрику «Зрелища», хорошо разбираясь в эстраде и хореографии.
Так он рассчитывал начать свою статью, когда внезапная тишина, предвестница грозы, заставила его поднять голову, взглянуть на судей.
Все взгляды были устремлены на мэтра Лежанвье, бледного как смерть, внезапно ссутулившегося, вцепившегося обеими руками в барьер, отгораживающий место для свидетелей, чтобы не упасть.
«Он этого не скажет! — весь в поту, думал Лазар. — Он не сделает этого! Он не станет губить себя, лишь бы меня утопить!»
— Не убивают, не имея мотива! — повторял защитник с пафосом, гордый собой. — Пусть кто-нибудь докажет, что наш клиент имел повод для убийства!
О. — Он шантажировал меня! (СТЕНОГРАФИЧЕСКИЙ ОТЧЕТ О ПРЕНИЯХ. ВЫДЕРЖКИ.) Если вы помните, я обеспечивал защиту обвиняемого во время последней сессии суда, тогда он обвинялся в том, что зарезал свою любовницу Габриэль Конти. Само собой, я верил в его невиновность. Но это было не так, он сам мне в этом признался после своего несправедливого оправдания, угрожая мне, что, если я не удовлетворю его требований, он расскажет всему свету, будто я — я, Лежанвье, — убедил его защищаться, отрицая вину… Я больше всего боялся потерять уважение своей жены, ее любовь, Я испугался, отступил перед угрозой скандала вплоть до того дня — накануне убийства, — когда Диана случайно узнала правду. Я думал, что потерял ее, она меня поддержала. Как я понял, обвиняемый после своего оправдания неосторожно доверился ей, и она полагала, что имеет средство давления на него, возможность заставить его отказаться от своих безумных требований… Вот почему она просила меня уехать в Париж на другой день, забрав с собой Жоэль, оставить ее с ним наедине… Вот почему подсудимый, осознав внезапно собственное бессилие, убил ее с заранее обдуманным намерением, как он умышленно убил Габриэль Конти!
(Оцепенение в зале.)
— Это самоубийство! — пробормотала ошеломленная мэтр Сильвия Лепаж.
Вернер Лежанвье только что добровольно поставил крест на своей карьере, никогда ему больше не выступать в суде в качестве адвоката.
— Нет, это казнь! — поправил возбужденный М — ран.
Обвиняемый это заслужил, нельзя безнаказанно бросать вызов самому Лежанвье.
Однако что-то, какое-то чувство, близкое к стыду, помешало ему зааплодировать.
Защита. — Защита протестует! Мэтр Лежанвье только что разгласил — и это неслыханно — профессиональную тайну! Его следует вычеркнуть из списков адвокатского сословия!
Заместитель прокурора. — Мэтр Лежанвье остается выше всяческих упреков. Он был жертвой шантажиста, признался нам в этом лишь под давлением обстоятельств, в высших интересах справедливости и правосудия.
Председатель. — Господа, господа!
Защита. — Ничто не доказывает его искренности.
Заместитель прокурора. — Что он выигрывает? Ничего. Что он теряет? Все.
Защита. — Он мстит.