Убить Зверстра

— Да работает! — я удивилась, что сразу не сказала этого Ясеневой. — Редкий урод, стопудово тот самый, что является соседом Сухаревых, по описаниям сходится. Ну я это за день-два уточню. Думаю, это он.

— Если сумеешь, протестируй этого Гришу на книги о садистах, на чрезмерно большое количество покупаемого скотча. Тут есть еще одно соображение…

Нет, ну тянет нервы! Я вся напряглась: интересно знать, какое преимущество может иметь слепой котенок, которому для верности завязали глаза, перед занесенной над ним лапой хищника? Ну обоняние, трогательную беззащитность. Что еще? С обонянием у меня, вроде, все о’кей. А трогательная беззащитность, будь я еще и мальчиком к тому же, встретившимся со Зверстром в укромном уголке, где я как раз и пытаюсь его прижучить, сыграла бы со мной не ту шутку, на которую я рассчитываю. Впрочем, осадила я себя, не кроши булку перед Ясеневой, дурище стоеросовая: она же импровизирует, мастер-класс дает, невольно, конечно, то есть живет рядом с тобой без ширм и занавесей, а ты тут вякаешь, вместо того чтобы учиться.

— Та-ак, — прилежно произнесла я. — Ясно: книги и скотч. Что еще?

— Еще? А вот ты говорила, что он нашел общий язык с этой одиозной по описаниям особой Биденович. Она — женщина преклонного возраста, старушка. Не молодуха, которая могла бы на него покуситься; не женщина средних лет с обостренным восприятием мужчин, способных претендовать на ее дочь; не мужик и, в конце концов, не мальчик для утех. Самая безобидная категория для общения, если рассматривать ситуацию глазами садиста, охотящегося за мальчиками. И похоже, у него не одна такая задушевная бабулька в запасе есть. Он может водиться с ними, беседуя в парке на скамейке, где между делом присматривать себе жертву, может невзначай раззнакомиться в транспорте, выуживая сведения про внуков и чужих детей. Да где угодно. Они для него и надежное прикрытие в случае необходимости, ибо дорожат дружбой или, допустим, доверием молодого человека, умеющего их выслушать и поддержать разговор, и невольные поставщики информации. Понимаешь, к чему я клоню?

— Нет, — призналась я, наморщив лоб. — То, что Биденович может врать или заблуждаться, понятно. Может чего-то недоговаривать. Но ведь ее бы в два счета раскололи менты. Профессионалы все-таки. А они ей поверили и оставили Гришу в покое.

— Трудно сказать, оставили ли они его в покое или присматриваются на всякий случай. Но и Гриша не дурак, сейчас заляжет на дно, и дудки ты с него возьмешь. Очень это несерьезное преимущество с нашей стороны, но ведь нет другого.

— А в чем преимущество? — не удержалась я, вконец заинтригованная.

— Бабульки эти. Наше преимущество, что мы вычислили наличие у него таких знакомых и что поняли его симпатию к ним (господи, если у такого урода это называется симпатией). Надо тебе как-то исхитриться и в разговоре с ним, когда последний раунд наступит, блефонуть, что мол, старушка готова дать показания. Мол, мы с нею уже обкумекали, что и как. Скажи, что сейчас она еще сомневается, боится его, но мы ее успокоим, объясним, что преступнику приходит конец, и он ей больше не страшен. Тогда она сразу в органы-то и пойдет. Ну, в общем, надо сказать что-то в этом роде. Только помни, это твой единственный и последний козырь, не распорядись им бездарно. Сначала все обмозгуй-обдумай, перед встречей с Гришей хорошо выспись, настройся так, чтобы ты была спокойна, владела ситуацией и не упускала инициативу в разговоре. Тогда выиграешь.

Ясенева сделала паузу, какую-то не просто молчаливую, а наполненную смыслом. Говорят, теперь открыли, что вакуум — это не то, что мы учили на уроках физики, полная пустота, а наоборот — с него рождается материя и завязывается развитие галактик. Так и это молчание Дарьи Петровны сейчас было наполнено тысячью несказанных напутствий или признаний, откровений или милых маминых «береги себя». Как будто она просила меня самостоятельно понять то, что хотела сказать.

— Постараюсь, — это слово у меня прозвучало не очень убедительно, но не подумайте, что от испуга, я боялась испортить или спугнуть значение этой спрессованной паузы.

— Я за тебя волнуюсь, — наконец снова произнесла Ясенева. — Вот ты сама раскрутила это дело, фактически уже нашла Зверстра...

— Но под вашим... — я не закончила, как Ясенева подняла руку, чтобы я ее не перебивала.

— И эту задачу ты должна довести до конца сама, такова воля провидения. Ты позже все поймешь. А теперь иди!