Поначалу Григория не устрашила разверзшаяся перспектива. Может, потому что, как и любое завершение, она казалась ему далекой и малореальной. Ведь он обнаружил суть и форму того, что его ждет, лишь теоретически, путем умствования. Кроме того, составляющая времени оставалась вне его предчувствий и расчетов. Знать о своем конце и о том, каким он будет, еще не значит достичь его. На время таким выводом Григорий утешился, однако его не отпускал страх перед наплывом очередного желания, которое, как он знал, не замедлит проявиться. И тогда снова надо будет что-то придумывать, горячечно кого-то искать и, покрываясь испариной, бояться, что его фантазии окажется недостаточно для избавления от наваждения. Более чем смерти, он, пожалуй, боялся этих приступов желания, навязчиво изводивших его, конца которым не виделось.
От грустных мыслей Григория немного отвлекала новая работа экспедитора геронтологической аптеки. Обязанности у него были необременительные: выносить отпускаемые со склада в зал лекарства, которые там заканчивались, и два раза в неделю общаться с оптовым складом, отвозить туда заявки и забирать оттуда новые свои заказы. По сути, он был на побегушках то у провизоров, которых, кстати, мало праздновал и не рвал когти, то у товароведов, которых уважал, так как они давали ему возможность совершать отлучки в течение дня. Эти отлучки ему не были нужны, но чувство свободы, которое они в нем генерировали, — нравилось, и отказываться от него не хотелось. И то сказать, свободы много не бывает.
Он вынужден был приспосабливаться к новым условиям, искать в новой работе приятные моменты, потому что к этому его подвели обстоятельства. Эти проклятые нормальные люди достали его и в «ненормальном» отделении. Никуда от них не спрячешься. Неприятности начались тогда, когда к ним пришла новая заведующая отделением, ретивая особа зрелых лет. Сказать, что она с самого начала присматривалась к Григорию, нельзя, но со временем он таки почувствовал на себе ее пристальное око. Долго не мог понять, в чем дело. Но не проясненных ситуаций не бывает, прояснилась и эта.
Однажды к Нине Владимировне зашла ее дочь — процедурная сестра из физкабинета, расположенного в другом корпусе, весьма отдаленном от того, где работала ее мать. Вернее, это их корпус стоял в стороне от остальных, чтобы своими зарешеченными окнами не портить вид больницы и не давить на больных с ослабленными нервами.
— Гриша, — позвала его Нина Владимировна по телефону, — зайди ко мне, пожалуйста.
Это ее «Гриша» в отличие от обычного «Григорий Иванович» и обращение на «ты» сразу смутили скромного санитара, которому не часто доводилось посещать кабинеты руководителей. Он поспешил на первый этаж, гадая, что от него потребовалось начальнице.
— Познакомься, — сказала хозяйка кабинета, едва Григорий переступил порог, — это Наташа, моя дочь.
Григорий не успел растеряться, как девушка подскочила с дивана, отставив на журнальный столик чашечку с дымящимся кофе, и заковыляла ему навстречу с протянутой рукой.
— Наташа, — повторила она свое имя, ничуть не смущаясь тем, что он во все глаза уставился на ее покрученные полиомиелитом (или вырождением) ноги, обутые в зашнурованные почти до колен ортопедические ботинки с протекторами различной толщины.
— Григорий, — выдавил санитар в ответ. — Мы с вами виделись на территории, — добавил он, стараясь нивелировать непристойность откровенного разглядывания калеки.
Его усадили на диван, угостили традиционными в таких случаях кофе, конфетами, завели разговор о его холостяцтве и в шутку приговаривали при этом, что у них выдался хороший день, они хотят его запомнить, поэтому решили отметить, причем непременно с мужчиной, чтобы удача им сопутствовала и впредь.
— А ты что, не знал этого поверья? — удивилась Наташа. — Ведь даже перед отходом поезда в вагон обязательно первым запускают мужчинку, — жеманничала она.
Гриша, конечно, обо всем догадался — его откровенно сватали. А через пару дней об этом уже знало все отделение: заведующая формировала общественное мнение, укутывая в него невольного избранника, как в усмирительные одежды.
— А ты не ерепенься, — посоветовала старшая медсестра. — У нее обижен не будешь. Наташа — девушка привлекательная, умная, воспитанная. Чего тебе еще?
— Как-то внезапно все, — проблеял Григорий, уводя взгляд в сторону.
— Привыкнешь, — рассудительно сказала советчица. — А то, что у девочки с ногами не все в порядке, так ты скоро и замечать перестанешь. Ты ведь и сам не красавец, а? — толкнула она его пальцем в грудь. — И не мальчик уже.
Вечером того же дня Григорий позвонил своей тетке, опекавшей его после смерти бабушки, и попросил, несмотря, что она давно жила в другом городе, найти ему тут новую работу. Она, конечно, расстаралась. Так он попал в аптеку.