Братья устроились в креслах, развернув их в сторону стола. Алешка продолжал нервничать, искоса поглядывая на телефон. Ждет, душа моя, звонка от Ясеневой, надеется, что я все-таки ей позвонила. Ну, святая простота! Работы мне будет с ним непочатый край, если у меня вообще хватит на него терпения. Вернее, если хватит — только не смейтесь, идет? — любви к нему, потому что он падал с Олимпа неотразимости, где обитал вместе с Мастером, с ужасающей скоростью. Как куль с г… Это я к тому, мол, мало того, что кондуктор, так еще и не мужик, а вот эта самая аморфная масса.
— Я не буду при Алешке говорить, — вдруг решился на заявление Артем. — Пусть он уйдет, как только Дарья Петровна появится.
— А чего нам ждать? — спросила я у виновника переполоха и, обращаясь к Алешке, сказала: — Вы вышли из нашего доверия, вы — слабое звено. Прошу покинуть зал заседаний.
Он словно этого и ждал, оказался за дверью в мгновение ока.
— Скажешь Валентине, что ты идешь за цветами, — напутствовала я его в спину. — И больше ни о чем не распространяйся!
Будто я не знала своей сотрудницы! Хорошо еще, если поздравлять его не кинется.
— Ты доволен? — спросила я у мальца, и он молча кивнул головой. — Слушай, Артем, — мне надо было приступать к делу, я-то ведь знала, что тянуть время бесполезно, — с тобой можно говорить доверительно?
Конечно, я его немного озадачила, ибо это он пришел сюда с намерением говорить доверительно и желал предварительно получить гарантии. А мне надо было поставить все с ног на голову — самый верный метод, если хочешь переставить акценты. Я как раз добивалась того, чтобы Артемка перестал ощущать себя виновником и проникся мыслью о своей полезности нам.
— Валяй, — наконец произнес он.
— Дело, видишь ли, в том, — я вдруг неожиданно для себя рассмеялась, споткнувшись о слово «люблю», забрезжившее в моем мозгу, и тут же решила, что его употреблять нельзя, неубедительно будет, — что я очень хорошо отношусь к Алешке. То есть с большой симпатией. Ты понимаешь, на что я намекаю?
— Секу, — признался будущий родственник.
— Ну вот. Итак, я хочу уберечь его, а следовательно, и тебя от неоправданного риска. Когда что-то касается вашего благополучия и здоровья, то я это дело даже Ясеневой доверить не могу.
— К чему ты клонишь? — поднял щенок ушки, забыв, что ему их намяли мало.
— Хорошо, — терпеливо произнесла я. — Опустим преамбулу.
— Кого опустим? — еще больше испугался Артем.
— Ну дурак! — рассвирепела я. — Научился лишь гадости понимать. Убью сейчас! — я вышла из-за стола и подняла на него кулаки, но вовремя сказала себе «стоп» и возвратилась на прежнее место. Меж тем щенок поджал хвостик и искоса поглядывал на меня, уворачиваясь в сторону: ни дать ни взять прятал уши. — Я в том смысле, что не будем польку-бабочку плясать. Я тебе предлагаю разоружиться не перед Ясеневой, а передо мной. А потом мы вместе подумаем, стоит ли ее сюда привлекать. В чем твои затруднения? Что плохого ты сделал? Где ты взял железки, которые у тебя изъял брат?
Допрашиваемый заегозил в кресле. Он изрядно сомневался в моей полезности ему. Надо было помешать сомнениям закрепиться в нем окончательно.
— Ты не можешь бояться опасного человека, если он один и сам прячется. Он же не армия, не группа террористов и не какая-нибудь сатанинская секта. Так ведь?
— Так, — он открыто посмотрел мне в глаза, и мне это понравилось.
— Значит, ты боишься своей вины, неблаговидного или безнравственного поступка. Может, покрываешь кого-нибудь, знакомого или друга, например, — разворачивала я перед ним свои рассуждения, из чего опытный лгунишка сразу бы почерпнул идеи для спасительной легенды.
Артемка же только молчал, впрочем, слушал меня внимательно. Конечно, я рисковала исходя из того, что пятнадцатилетний пацан не может быть сексуальным маньяком или закоренелым гопстопником. В противном случае он вряд ли бы так умело конспирировался в последние семь-восемь лет, сколько я его знаю. Если вы помните, я в детстве и отрочестве была та еще девочка. А рыбак рыбака… На уникума упрямец не походил, и при моем опыте я бы его раскусила раньше.
— Так вот и взвесь, что сейчас важнее: уличить тебя в твоих простительных прегрешениях или изобличить опасного убийцу. Ты же понимаешь, что при любом раскладе тебе будут даже благодарны, если ты поможешь поймать его. Так как, мне писать расписку о неразглашении или поверишь на слово?
Артем удивленно вскинул брови:
— Так ведь ты же мне первая свою тайну доверила!
— Ага, — сообразила я, что тем самым мы с ним, по его кодексу чести, побратались. — Итак, рассказывай, Артемка.
Однако мой собеседник не собирался сдаваться безоговорочно.
— Это не моя тайна. Поэтому скажу только о себе. Однажды я стукнул по башке негодяя, который собирался искалечить моего друга, и забрал у него эти штуки. Их надо было забрать, понимаешь? Иначе он обязательно пустил бы их в ход против кого-то другого. Вот и все, что я сделал плохого.