Убить Зверстра

Эти двое не ссорились, не пикировались, они даже не решали дела — просто болтали о всяком, что было возможным и невозможным. Они не вкладывали в свои слова ни эмоций, ни подтекста, как будто просто упражнялись в немолчании, в связной речи, обсуждая то, что не могло иметь никакого отношения к их настоящей, реальной жизни.

— Вся в меня! Нет, ты видишь? — Жанна толкнула Николая худым кулачком. — Я тоже скоро забуду ветеринарию и переквалифицируюсь в строителя.

Две воспитанные дамы мягко и легко приняли его в свое общество, демонстрировали заведенный в семье стиль общения, давали ему время привыкнуть к ним и перестать смущаться. Николай это оценил и не дергался, сидел, слушал, молчал. Слишком затянувшаяся пауза будет ему знаком, что пора вставить и свое словцо — ему передают пас. Поэтому после каждой реплики он делал мысленные заготовки.

Но заготовки ему не понадобились. За непринужденным разговором они докатили до отделения неврозов областной клинической больницы, стоящего чуть в сторонке от первых городских кварталов на берегу Самары, притоке Днепра.

Жанна Львовна вышла из машины, достала из багажника объемистую сумку.

— Прошу двадцать один день меня не беспокоить.

— Совсем? — улыбаясь, уточнила Алина.

— Разрешается только в крайних случаях.

И она вошла в здание.

Алина повернулась к Николаю.

— Ты понял всю эту хитрость?

— Если честно, то — нет, — озадачено насторожился он.

— Мы же не уточнили, какие случаи относятся к категории крайних, а также то, кто обладает прерогативой это определять.

— Да-а, — обрадовано закивал собеседник.

Ему было удивительно хорошо в обществе этих женщин. Казалось, что возле них испаряются проблемы и жизнь становится светлой и определенной.

— Мы, конечно, все преимущества отдадим Жанне, да? — словно советовалась с ним Алина.

— А что нам остается? — подыграл он.

— Свобода, — просто ответила женщина. — Тебе куда? Кстати, ничего, что я на «ты»?

— О! Нет-нет, — он вскинул вверх обе руки. — Мне ведь тоже позволено?

— Йес! Так куда тебе? — повторила она вопрос, лукаво глядя ему в глаза.

Сто против одного, что она меня раскусила, — подумал он.

— Вообще-то никуда, — решил играть в открытую.

— Принято, — понимающим тоном произнесла она и завела мотор. — Значит, едем ко мне.

— А это удобно, ведь там ребенок?

— Ребенок с няней и у няни. Я иногда оставляю там дочь. Тебя это удивляет?

— Я как-то не успеваю удивляться еще больше, — признался он. — Меня все в тебе удивляет.

— Давай по порядку.

— Что?

— Снимать вопросы.

— А надо?

— Что значит надо? Просто, так интереснее. Да не волнуйся ты, — похлопала она его поруке. — Я успею и тебя обо всем расспросить.

— У меня нет ничего интересного. Родился, учился, женился, работаю. Все.

— Ладно. Тогда я без вопросов начну. Первое — насчет моего отчества. Мама вышла замуж за человека с именем Ньютон Исакович Школа. Сколько помню, она его называла Тоником, Нютой, короче, все какими-то женскими именами. А как бы ты его называл? Ну вот… — согласилась она с его молчанием. — Фамилию папину мать не взяла, осталась на своей и меня при регистрации записала Дубинской. Это я по мужу Снежная.

— А муж?

— Умер. Еще нет года, скорого будет год, — уточнила зачем-то Алина. — Он был старше меня, успел побывать в Чернобыле. Видимо, хватанул облучения. Короче, я узнаю, что беременна, а он в это же время узнает, что у него опухоль мозга.

— Тяжело пришлось?

— Да! — резко выдохнула Алина. — Он решился на операцию и даже подниматься после нее начал. Но потом… два года сущего ада. Ему, конечно, было тяжелее, чем всем нам. Для него жизнь была похуже ада. Как ее назвать, такую жизнь? — Она вела машину легко, без усилий обгоняя на дороге других. — я теперь уверена, что оперироваться не стоило, он бы дольше прожил. Представляешь, сколько сил потерял организм на заживление раны?

— Наверное, ты права.

Они въехали в уютный дворик на Комсомольской улице. Машину оставили во дворе, у подъезда, и поднялись на второй этаж четырехэтажной «сталинки».

— Не боишься оставлять машину без присмотра?

— Она стоит прямо под моим балконом. Я позже загоню ее в гараж, отвезу тебя домой и загоню, — уточнила.

— Тогда можешь загонять сейчас.

— То есть?

— Дело покажет, — осмелел он. — Если надумаешь избавиться от меня, то я и без тебя домой доберусь.

— О’кей! Сейчас попьем чайку, — мечтательно протянула она. — День только начинается.

Они разговаривали без пауз, непринужденно, расковано, не чувствуя искусственности или натянутости в общении. Николаю давно не было так по-детски беззаботно. Он вспомнил Наташу и только сейчас признался себе в том, что подспудно все время помнил — там не было легко, там была серьезная, ответственная жизнь, двое маленьких детей, проблемы и тяжелый труд. А тут…

— А что с Жанной Львовной? — вдруг спросил он.

— Мы месяц назад похоронили папу. Внезапная легкая смерть, но — это для него. А нам-то каково? Мама тяжело переносит его уход, плачет. Легла подлечить нервы.

— Плачет? Мне казалось, такие никогда не плачут.