Убить зло

Обговорили подробности вашей встречи. Вы с Полом пообедаете вдвоем, без нее, так будет лучше. Она скажет ему, что ты ее бывший ученик из Огайо. Сошлись на том, что эта версия была предпочтительнее других, установили день и время встречи, и она дала тебе адрес Пола.

Затем встала и протянула руку.

— После нашей встречи мы с вами снова встретимся и все обсудим, — сказал ты.

Она кивнула, продолжая держать твою руку:

— Ты хороший мальчик, Уилли Сидни, и у тебя доброе сердце. Если я не говорю сыну, кто его отец, то это не потому, что я этого стыжусь. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Если бы не ты, у меня не было бы Пола, а он — это все, что у меня есть.

После ее ухода ты должен был принять посетителей, которые уже ждали в приемной; им еще долго пришлось ждать, пока ты расхаживал по кабинету и стоял у окна. Это был действительно голос из прошлого, которое с годами стало казаться таким тоскливым и однообразным, что, если бы и будущее обещало быть таким же, следовало бы давно уже умереть. Итак, ты отец, у тебя есть сын. Ты не испытал от этого никакого особого волнения, больше того, еще не видев его, ты испытывал к нему легкую антипатию. Но в этом факте было нечто реальное, нечто такое, что можно было попробовать на зуб, нечто близкое тебе, без отвратительного привкуса фантома с его пустотой и никчемностью, который каким-то образом вкрадывался во все твои отношения с людьми и вещами.

Сын, которому уже двадцать четыре года! И он хочет стать скульптором. Тебе было чертовски приятно, что Пол не мечтает начать деловую карьеру. Это открывало множество возможностей, которые ты теперь рассматривал с острым наслаждением. Можно было уйти от Эрмы и поселиться с Полом где-нибудь в деревне, в Гринвич-Виллидж. Эрме ведь все равно — или нет? Или ты мог бросить все, включая осточертевший офис, уехать с Полом за границу и там поселиться. Вероятно, именно этого и хотел Пол. У тебя достаточно для этого денег, конечно, не столько, чтобы прожить в Европе всю жизнь, но достаточно. А можно и не бросать все; ты можешь сказать Эрме, что нашел себе юного протеже, обещающего молодого скульптора, и что хочешь, чтобы он жил с тобой. В доме полно места. Наверняка в Нью-Йорке можно найти таких же превосходных учителей, как и в Европе. Эрма не станет возражать, она всегда была безразлична к такого рода вещам.

Неожиданный поворот мыслей заставил тебя остановиться и громко, от всей души расхохотаться. Нет, конечно, Эрма не станет возражать. Тебе доставило странное удовольствие произнести вслух эти слова; ты не можешь пригласить своего сына жить с тобой и твоей женой, потому что она наверняка соблазнит его!

Наконец ты позвонил мисс Мэлоу и сказал, что готов к приему посетителей.

Через два дня ты встретился с ним. Он стоял в вестибюле клуба, неуверенный, держа шляпу в руке, когда служащий подошел к нему.

— Мистер Дэвис? Я мистер Сидни.

Позже, сидя в столовой за тарелкой супа, ты внимательно изучал его. Он был довольно бедно одет. Его руки, большие, сильные и не очень чистые, торчали из слишком коротких рукавов пиджака. У него были темные волосы и глаза, а на широком лице как-то кучно располагались крупный нос и большой рот, как будто еще не решили, какое место им занять. Он совершенно не походил на миссис Дэвис; ты решил, что он действительно чем-то напоминает тебя, особенно телосложением.

— Какой вкусный суп, — заметил он.

У него был чуть хрипловатый, приятный и вовсе не застенчивый голос.

Теперь, когда он сидел напротив тебя и тебе уже не нужно было стараться представить его себе, ты радовался, что ничего не сказал Эрме и оставил при себе все эти глупые планы. Ты все с большей охотой склонялся к тому, чтобы признать свое отцовство как статистический факт, почему-то само по себе его присутствие здесь устанавливало это; и в то же время оно умаляло чувство близости, которое ты себе вообразил. Наблюдая за его разговором и манерой есть, ты почувствовал, как он отдаляется, целиком очерченный своим собственным, чуждым тебе кругом.

Твоя мать сказала, что ты хочешь учиться за границей, — заметил ты.

— Да, сэр, очень хочу. Это очень важно.

Он лишь во второй раз с первых минут вашей встречи сказал тебе: «Да, сэр».

— А там лучшие учителя, чем у нас, в Нью-Йорке?

Он объяснил, что дело не только в учителях. А в атмосфере, традициях, возможности видеть воочию работы великих мастеров. Он долго говорил об этом, страстно и откровенно, но со скрытой нервозностью, которая выдавала глубину и неистовость его желания. Ты размышлял, что в его возрасте ты не мог с такой же ясностью и умом говорить о своем желании писать, — мог ли ты сейчас, вот в чем вопрос. В этом мальчике также чувствовалась целеустремленность, скрытая самоуверенность, которую — ты улыбнулся — которую он точно унаследовал не от своего отца.

— Полагаю, ты мог бы там прожить на три тысячи в год.