Новогорск встретил возвращающихся путешественников серой пеленой, казалось, что дым сгоревшего «Антея» до сих пор витает над домами и дорогами. На самом деле просто солнце уже садилось и надвигался бесприютный сибирский зимний вечер в городе. Турецкий, озадаченный своими размышлениями об убийстве Сабашова, решил на сегодня отложить дальнейшее расследование, памятуя одно из важнейших правил следствия – не переусердствуй! Факты должны, как хорошее вино, тоже отстояться в голове.
Турецкому нужно было заскочить на минуту на завод – в правительственную комиссию, изучавшую причину катастрофы. Он попросил шофера, который все время, пока они с Антоном брали зимовку Бурчуладзе, мирно проспал в «газике» с включенной печкой, добросить его к проходной, тепло распрощался с опером и направился к центральному административному зданию. На пороге кабинета, где размещалась комиссия, Турецкого встретил лощеный молодой человек в пронзительно-синем костюме, – цвет, который по признанию журнала мод, символизировал достаток и благополучие, – встретил, не скрывая волнения. По реакции молодого человека Турецкий удивленно отметил, что его появления как будто ждали, хотя он решил заехать на завод только потому, чтобы с пользой для дела распорядиться остатком дня.
– Сейчас, сейчас, я все приготовлю, – засуетился «синий костюм».
– Не понял, – Турецкий подумал, что молодой человек желает напоить его кофе. – Я не хочу.
Теперь неподдельное удивление парализовало молодого человека.
– Я не стану пить кофе, – пояснил Турецкий.
– А-а… – облегченно потянул «синий костюм». – Вы еще не в курсе. Сегодня расшифрован «черный ящик».
– Чего ж вы молчите? – Турецкий подскочил на стуле, как ужаленный. – Немедленно, немедленно готовьте стенограмму.
Пожалуй, сегодняшний день еще не исчерпал свои сюрпризы. «Черный ящик» будет почище, чем поездка на зимовку, после которой озноб долгого пребывания на морозе и боль над глазом преследовали Александра Борисовича.
– Что у вас с бровью? – поинтересовался молодой человек.
– Бандитская пуля. Давайте, давайте работать, – от нетерпения у Турецкого даже зачесались ладони.
Легенда «черного ящика» начиналась по-обычному скучно – скорость, набор высоты, все нормально. Ни слова о неполадках в моторе, никаких признаков растерянности или чего-то экстраординарного. Тем более, как гром среди ясного неба слова первого пилота: "Что-то непонятное… Второй пилот: «Слева?» Первый: «И справа тоже! Смотри!» Этот странный трагический диалог обрывался криком радиста: «Огромная шта…» А может, не «шта…», может «шты…» или «што…» В последних трех звуках разобраться оказалось невозможным.
Турецкий крутил запись раз двадцать, пытался догадаться по интонации, по интуиции – ничего. Может, и не «шта», а «ста» или даже «сто»…
«Черный ящик» оказался «черной дырой», навсегда похоронившей правду о катастрофе самолета.
«Все! Рабочий день закончен», – решил Турецкий, вставая из-за стола.
Дверь открылась, и на пороге кабинета возник молодой человек.
– Не знаю, правильно ли поступил, но только я не смог обмануть девушку. Не знаю уж, как она вас разыскала, но умоляет пригласить вас к телефону.
– Неправильно, – парировал Турецкий, но трубку взял.
Таким взволнованным он голос Савельевой еще не слышал никогда.
– Что случилось, Лена?
– Немедленно приезжай. Немедленно. Ко мне домой, – и трубка жалобно и прерывисто запела, словно сожалея о несказанных словах…
Глава 42. ИНСТИНКТЫ
Голова у Меркулова разболелась не на шутку. Не помогала ни таблетка анальгина, ни резкое нажатие большим пальцем на переносицу, ни глубокое расслабление. Тупая боль свинцовым шаром придавила всякую активность. В то время как сегодняшний день обещал быть не из легких, Меркулову не хотелось ни думать, ни даже шевелиться, а ведь именно сегодня от него требовалась предельная собранность. Предстоял очередной отчет у Генерального прокурора.