Убить шамана

— Но как же?.. — я почувствовал, как ноги мои стали ватными, а земля буквально уходит из-под них, проседает. — Как мне с вами, например, разговаривать, если я не должен вам верить? Как?!

— А вот и молчи, если не умеешь! — огрызнулась старуха. — Зачем говорить, если не знаешь как?

— Но помилуйте… А как же? Молчать?..

— Молчи, — уверенно сказала старуха.

— Я ничего не понимаю. Ничего не понимаю…

— Ум твой где?!! — заорала она.

— Где мой ум… Ничему нельзя верить… Не можешь говорить — молчи… — повторял я, пытаясь собрать воедино эти такие бессмысленные на первый взгляд фразы.

— Тьфу! — снова плюнула старуха и пошла прочь.

— Но зачем вам мертвецы? — прошептал я, глядя ей вслед.

Старуха остановилась, но не обернулась. Задумалась о чем-то, словно решала — сказать мне или нет.

— Я забираю их души, — сказала она, не оборачиваясь.

— Забираете их души?! — повторил я.

— Забираю, — она в который раз повернулась и посмотрела на меня, словно пронзила раскаленной иглой. — Потерял человек свой ум — зачем ему душа? Душа ему и так не принадлежит. А если он свой ум потерял, как же ему душу его доверить? Все. Прощайся. Хочешь сохранить душу — сохрани свой ум. А не хочешь — жри, что тебе рассказывают, верь — «по-моему», «по-твоему», «по-нашему», «по-вашему» — душа твоя больше тебе не принадлежит. Не смог сохранить — отдай! Я заберу.

У меня дыхание прервалось от этих слов. Грудную клетку сдавило будто компрессором.

— Сдохнешь ты скоро, — сказала старуха, глядя на меня. — Вижу, что скоро. Совсем скоро. Прощай!

С этими словами она резко пошла в сторону и уже через пару секунд оказалась посередине дороги — прямо перед мчащейся на нее легковой машиной.

— А-а-а! — только и успел вскрикнуть я. Раздался ужасный скрип тормозов, какой-то свист, удар…

Машина встала как вкопанная в пяти сантиметрах от безумной старухи. Та, словно бы ничего не случилось, обошла капот ржавой развалюхи, у которой неизвестно как крутятся колеса, не то что — работают тормоза, молча открыла дверь, села и прикрикнула на водителя:

— Чего встал?! Поехали!

Заглохнувшая было машина тут же завелась и рванула с места.

У меня было ощущение, что я познакомился с собственной смертью. Старая страшная женщина в прохудившемся пончо. Наверное, так и должна выглядеть моя смерть — неприглядная, злобная, жестокая. Она полностью убила во мне всякое желание действовать, куда-то идти, ехать, что-то делать.

«Своим умом…» — что это значит? Кто на этой планете живет «своим умом», если он таков, каким его описала эта старуха? «Им понарассказали всякой всячины, съели их ум своими идеями, и теперь они ходят…» Неужели «свой ум» — это вечное сомнение, вечно метущаяся душа?!

Хотелось плакать — от пустоты, от безысходности. Я раздавлен…

«Своим умом…» А жил ли я когда-нибудь своим умом? Я жил умом моего деда, точнее — содержанием его ума. Я жил умом моих друзей, точнее — тем, что мы делали, пускаясь на поиски Скрижалей. Я жил самими Скрижалями. Но Скрижали — это не мой ум. Но что тогда мой ум? Где он? Чем отличается он от «не моего ума»?

Даже здесь, в этом месте, я оказался не «своим умом». Меня привел сюда мой браслет.

Я посмотрел на него. Он жег теперь не жаром, а леденящим холодом.

Часть вторая

Мне потребовалось два дня,
чтобы добраться до Куаутемока.
Прошли еще две бессонные ночи…
Я уже еле держусь на ногах,
мысли путаются, совершенно нет сил.
Куда я еду? Зачем? Почему?
Я не знаю. У меня нет ответа.
На самом деле я еду в Куаутемок
только потому, что это мой единственный
шанс обрести хоть какую-то определенность.
Неужели все наши — такие долгие и тяжелые —
поиски Скрижалей завершатся настолько
бессмысленно, так глупо и безрезультатно?
Мы должны были спасти мир
от его внутреннего разложения.
Нашли Скрижали, но не нашли способа
использовать полученные знания.
Так что же дальше?.. Есть ли выход?..

С горем пополам я выяснил, как найти таинственных ацтеков, прячущих свои храмы и жертвенники в горах за Куаутемоком. Но теперь уже я сомневался, что найду там своих родных. С чего я вообще взял, что они должны быть именно там? Какая логическая цепочка привела меня к этому? Сколько ни пытался, я не мог ее восстановить.

Казалось, мысли перестали меня слушаться. Я потерял способность додумывать их до конца — начинал и бросал на полдороге. Точнее, не бросал, — они сами стопорились и заканчивались ничем. Ощущение, что ты что-то пишешь, доходишь до конца листа и замираешь, потому больше писать негде, а предложение оборвано на полуслове.