– Камю, – сказала я Воскресенскому, и тот машинально сделал движение в сторону своего холодильника. Как видно, он решил откупиться от Леры Старосельской бутылкой коньяка. Коньяка ему, конечно, тоже было жалко, но… – Да нет, – остановила я его. – Ты меня не понял, Андрон. Камю, роман «Чума». Все твое хрупкое благополучие есть пир во время чумы. Ты ведь сам не очень веришь, что все обойдется. Но тебе до слез не хочется бросать все это – книги, картины, коньяк – и забиваться на конспиративную квартиру. Знаешь, почему многие евреи после прихода к власти Гитлера не покинули сразу Германию? Они почти все учили своих детей музыке, у них почти у всех было пианино. Через границы тяжелые инструменты везти было нельзя, но и бросать не хотелось. А на чем ребенок будет играть? Он ведь такой способный!… А потом приходили штурмовики и разбивали пианино вместе с человеческими головами…
– Что ты такое несешь? – забормотал Андрон, тревожно поглядывая в сторону столовой. Словно он хотел удостовериться, что его драгоценный рояль пока цел. – Какие у нас штурмовики? Где ты их взяла?
Я могла бы напомнить этому трусливому червячку про ребятишек Додолева, Белякина и Карташова, или про гестапистых пареньков из нового Управления Охраны, или про наших дорогих соколов из маленькой личной армии Этого Господина – этакого зародыша будущего Sturmbateilung'a. Хорошо, если они передерутся между собой. А ну как объединятся?
Однако вместо этого я сказала:
– Ладно, допустим, не штурмовики. Придут аккуратные фискалы из гэбухи. Рояль разбивать не будут, книжки жечь не будут. Все внесут в протокол и передадут в казну. А тебя вежливенько в лагерь, на нары. За невосторженный образ мыслей. Не любишь Господина Президента – в лагерь. Или полюбишь?
– Уходи, – глухо сказал мне тогда Воскресенский. – Слушать тебя не хочу. Не хочу, не хочу… – бубнил он за моей спиной, тщательно закрывая за мной тяжелую дверь. Я приложила ухо к двери. Из-за нее все еще доносился бубнеж, словно Андрон уже забыл, что я ушла, и продолжал в одиночку спор со мной…
Мое новое убежище оказалось на другом конце Москвы. Маленькая, жалкая халупа в панельном шестиэтажнике в спальном районе. То, что надо, никаких излишеств. Одна комнатка четыре на пять, кухня, туалет. Телефон. Телевизор – старый «Рекорд». Я перетащила сюда кое-что из одежды, с десяток книг. Сам процесс переселения смахивал на сцену из боевика. Андрюша добыл у родителей машину, мы погрузились и начали петлять по городу, стараясь оторваться от хвоста. Правда, я не была уверена, что хвост тогда уже (или еще) был. В краткий момент смены власти спецслужбы нередко впадают в оцепенение, как собака Павлова, получившая две противоречивые команды одновременно. Я полагала, что за Дем.Альянс скоро возьмутся, но покамест эта пауза мне на руку.