— Живой. Старейшины чуть не убили Айо, когда пришли известия. Алексис хочет изгнать нас обоих и всех, кто с нами связан, а Лаута с твоим сыном и чужаком сдать толстяку Ли. Наивно думает, что это как-то поможет искупить вину в глазах Джоу… — сказал Ганн и, увидев, как подобрался его друг услышав о сыне, поспешил пояснить, — они в компании Амины и охранника Айо. Ребята в полой безопасности, даже если это будет решение главы, третий старейшина не даст их в обиду. Не говоря уже о Агнаре.
— А остальные в клане?
— Большинство поддерживают Алексиса, увы, — вздохнул мужчина, — но, к счастью, не все. Седьмой старейшина и ещё пара мелких семей поддержали нас. Всё же, моё слово ещё кое-что значит в клане…
— Ещё бы не значило, — хмыкнул патриарх.
— Мы уйдём, Горан. Сегодня Ли явил всем свои намерения. Он не признает опасности, уже сейчас пытается подавить слухи, его люди пускают новые. Те, кто хочет слепо следовать за обезьяной на горящем дереве пусть останутся, но не мы, — сказал мастер Ганн, глядя в глаза старому другу с затаённой, хорошо скрытой надеждой. Горану трудно было выдержать этот серьёзный и очень тяжелый взгляд. Они знали друг друга очень хорошо и, вполне возможно, могли даже не устраивать этого разговора, догадываясь, как он пройдёт. Но, как подобает другу, Ганн всё равно должен был задать вопрос. И он задал, — что насчёт тебя? Твоей семьи.
В этот раз ответа пришлось ждать куда дольше, чем в прошлый. Горан замолчал на несколько минут. Он, конечно, знал, что рано или поздно этот вопрос прозвучит, но в тайне надеялся, что этого не случиться. Тяжело вздохнув, мужчина осушил одним глотком оставшуюся половину кружки с настойкой, сморщился от горячего алкоголя и, шумно выдохнув, посмотрел в глаза другу.
— Я прикажу Джине увести часть клана. Остальные получат выбор. Если захотят — присоединятся, если нет, то останутся здесь. Со мной. На случай, если… если Ли всё-таки прав.
Ганн лишь грустно кивнул, принимая решение друга. Он знал, что Горан никуда не пойдёт. Знал, и всё же должен был убедиться, что эти намерения действительно тверды. Если бы он увидел хоть малейшую возможность, то попытался бы уговорить его, но, к глубокому сожалению, Ганн не видел такой возможности. Решение было железным и, судя по виду товарища, не подлежало обсуждению.
— Основатель нашей семьи клялся защищать этот город, — словно прочитав мысли друга, произнёс мужчина, — как и я клялся своему отцу оберегать эти стены. Защищать жителей и заботиться о нашей семье. Последнее… у меня получилось плохо. Но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы клан выжил. И буду до последнего вздоха сбивать огонь с этого дерева, даже если обезьяна с верхушки будет пытаться прогнать меня.
— Послезавтра на рассвете, — сказал Ганн, жестом наполнив кружку Горана и свою чашку оставшейся настойкой из бутыля. Ночь обещала быть очень длинной…
Глава 67. Исход
Тихий ночной ветерок легонько покачивал верхушку старой яблони, что вот уже долгие годы росла во внутреннем дворике у третьего старейшины. Сегодня здесь было необычайно темно — во всём поместье не осталось ни единого магического светильника, и даже обычную свечу отыскать было бы крайне трудно. Следуя приказу хозяина, слуги собрали всё, что могло бы пригодиться в дальней дороге, в том числе и то, что можно было использовать в качестве источника света. Единственным, что сейчас, подобно маяку во тьме, освещало дворик, был небольшой шарик атры, парящий над ладонью у Амины. Девушка стояла у старого дерева и с печальным лицом смотрела на ветви.
— Прости нас, прадедушка, — сказала она тихо, почти шёпотом, — мы больше не сможем заботиться о твоей яблоне. Городу грозит страшная опасность, мы должны покинуть его, чтобы спастись, — произнесла она и, немного помолчав, уже собиралась уходить, как вдруг заметила яблоко. То самое яблоко, что совсем недавно одиноко росло на верхушке, сейчас лежало в траве под деревом, сбитое ночным ветром. Амина не особо верила в знаки, но было в этом упавшем яблоке что-то таинственное, что-то такое, что заставило её на мгновение подумать «а вдруг?» и девушка, тряхнув головой, наклонилась за упавшим плодом.
— Обещаю, что посажу его в нашем новом доме, — сказала девушка, бережно завернув яблоко в платок и спрятав глубоко в походном рюкзаке.
Яблоня зашелестела ветвями, словно прощаясь с девушкой, которая, улыбнувшись дереву на прощание, направилась обратно в дом. Пустой особняк вызывал у Амины тянущее чувство тоски. Это был дом, в котором она выросла, где ещё маленькой девочкой бегала за отцом и прадедом, где у неё впервые пробудился дар. Осознавать, что совсем скоро это место сравняется с землёй, и что она никогда больше не вернётся сюда, было тяжело. И грустно.
Собрав волосы на голове в хвост, она надела шлем, легонько подпрыгнула на месте, проверив, не сильно ли звенят пластины доспеха и, убедившись, что всё в порядке со снаряжением, закинула на плечи рюкзак, подхватила копьё и быстрым шагом покинула родной дом, больше не оглядываясь назад.