Убить перевертыша

В давние студенческие годы они не переставали спорить о смысле жизни. Жить, чтобы иметь, или иметь, чтобы жить? Вот в чем вопрос. И конечно, не разрешили его, как не разрешал никто и никогда. Но некие убеждения все же сотворились. Для Сергея стало очевидным, что гедонизм - мечта об удовольствиях - полное скотство, а альтруизм - пусть не полная, но все же глупость. Истина, как всегда, где-то посередине. Высшая обязанность человека - в деянии, в исполнении Божьей заповеди - творить, а высшее удовольствие - когда это хорошо получается, когда ты осознаешь, что успешно реализуешь себя. Это, конечно, труд, но труд - в радость...

- Труд в радость! - вслух повторил Сергей, с удивлением отмечая какой-то новый смысл этой полузабытой фразы, освистанной на московских демотусовках.

Вспомнился азартный игрок с Гамбургского вокзала. Выиграет этот парень сто марок, проиграет, опять выиграет, опять проиграет. Что дальше? Человек - приложение к игровому автомату? Впрочем, ново ли это? Есть люди приложение к телеящику, к винному магазину, есть просто наркоманы. И чем дальше, тем их больше. Что же грядет?..

Опять был Ганновер за окнами вагона, и еще какие-то большие и малые города. Уже и половина дороги позади, а сонная одурь все не отпускала Сергея: удивительно ли - две бессонные ночи позади. В российском поезде завалился бы на полку и ни дороги, ни времени не заметил, а тут, сидя, разве уснешь по-настоящему? Сергей слышал, как кто-то входил в купе и выходил, но не открывал глаз: пусть думают, что спит, пускай, если хотят поболтать, идут к соседям. Один раз его заставили пошевелиться шумные, как всегда, контролеры, проверяющие билеты, дважды - тихие, но бесцеремонные уборщики. А потом он очнулся сам, почувствовав, что в купе не один и что его персоной явно кто-то интересуется.

Это была пожилая пара, должно быть, муж и жена. Она - дородная, мягкотелая, добрейшая на вид, лет пятидесяти, он - высокий старик, прямой, как гвозь, с глазами навыкате, маленьким презрительно сжатым ртом и острым кадыком, готовым порвать сухую кожу на горле, - этакий эсэсовец из старого советского фильма.

Увидев, что Сергей открыл глаза, оба они явно обрадовались.

- Извините за беспокойство, - сказала фрау. - Скажите, если можете, вы - весси или осси?

Сергей пожал плечами. Странные эти термины он где-то слышал, но забыл, что они означают.

- Не сердитесь, пожалуйста, за назойливость. Мы с мужем поспорили. Он уверяет, что вы типичный западный предприниматель, поскольку ездите налегке. - Фрау скосила глаза на кейс, лежавший на полке. - А мне думается, что вы - восточник. Спите хорошо.

Сергей с трудом сдержал раздражение: они маются немецкой глупостью, а он - разбирайся! Но тут вспомнил, что так в анекдотах называют западных и восточных немцев.

- Не весси и не осси, а русси, - не подумав спросонья, брякнул он.

Немцы то ли испугались, то ли обрадовались. Минуту обалдело смотрели на него, потом фрау спросила почему-то шепотом:

- Как там... у русских?

- О, господи! - по-русски воскликнул Сергей и чуть не рассмеялся. Была Россия загадкой для заграницы, такой и осталась.

- Что это - "О, господи"?

Ему не хотелось повторять эту сказку про белого бычка и он отмахнулся.

- У русских все нормально.

- А говорят, что в России заводы останавливаются, люди голодают.

- Бывает.

- И в самой Москве танки стреляли.

- Пустяки. В газетах пишут: все о,кей!

В коридоре затрезвонил колокольчик, и за стеклянной дверью показалась высокая тележка разъездного буфета. Аппетитный вид упаковок в целлофане вызвал спазмы в желудке. Есть Сергею хотелось давно, но еще больше хотелось спать, и он до сих пор не думал о еде. Но теперь, когда уж все равно разбудили...

Он махнул рукой буфетчику, и тотчас на столе перед ним появились банка пива, одноразовый пластмассовый кофейник, такая же чашка с блюдцем, булка с сосиской внутри, вафли в красивой упаковке, крошечные тюбики сметаны.

- Извините, - сказал он любопытным соседям. - Я поем, с вашего позволения.

- О, конечно, конечно! - залопотали они оба разом. - Мы тоже. С вашего позволения.

Засмеялись и принялись вытаскивать из баула домашнюю снедь. Это не удивило: немцы, даже и состоятельные, предпочитают возить с собой еду, а не транжирить деньги в дорожных буфетах.

Вскоре на столе не было свободного места, и высокую бутылку, которую немец вытянул за горлышко, пришлось ставить на пол.

- Это очень редкое вино, - сказал он. - Ручаюсь, что такого в вашей России вы ни разу не пробовали.

Четверть часа они ели и молчали. Какой-то господин чиновничьего вида, при галстуке, с серебристым кейсом, сунулся было в купе, но престарелая чета так дружно напустилась на него, что тот ретировался, недоуменно пожимая плечами.

Обстановка была самая доброжелательная, и постепенно разгоравшаяся беседа получалась непринужденной и откровенной. Спать Сергею совсем расхотелось, наоборот, возникло странное нетерпеливое желание сейчас же, все как есть, объяснить этим хорошим и внимательным людям.