Его место в вагоне оказалось в узком, как шкаф, купе на двоих, полки одна над другой. Был в купе игрушечный столик и даже умывальник, столь же крохотный. Посидев в одиночестве, Сергей выглянул в коридор. Пассажиры топтались возле своих купе, устраивались. А к нему никто не входил. Поколебавшись, он достал бутылку коньяка, из тех, что вез с собой. Требовалось все же отметить такое важное событие - благополучный отъезд. Разложил на столике закусь, налил пластмассовый стаканчик.
- Ну, Господи благослови! - сказал со вздохом. - Почнем. За то, что было, что будет, ну и, как положено, третью - на чем сердце успокоится.
Выпил и задумался. Что было? Много чего было, и давно, и недавно. Вспомнилась Эмка. Как она в тот раз, сидя перед ним, основательно набравшимся по случаю радостной встречи, составляла его словесный портрет: "Нос так себе, немножко картошкой, уши обыкновенные, глаза карие, насмешливые, но очень добрые, красивые, а губы... губы потрогать хочется". "Потрогай", - сказал он тогда и потянулся через стол. И поцеловал мягкие подушечки пальцев, пахнувших конфетами, и цапнул зубами, и тут же отпустил, испугался...
- Ладно, - одернул он себя. - Выпьем вторую. За то, что будет.
Опять налил стаканчик, проглотил содержимое, сжевал домашний пирожок. И снова подумал, что жена не так уж и не права была, намекая на Эмку. Эта тихая девчонка с большими задумчивыми глазами и в самом деле, как наваждение, привязалась к нему. Что же будет, когда увидит ее? Обнимет, ну, поцелует, не без этого. И на том что - сердце успокоится? Вряд ли...
Дверь внезапно резко отъехала в сторону, и на пороге возникло нечто ослепительное. Золотые волосы по плечам, какие показывают по телику, когда рекламируют шампуни, ноги, открытые по самое некуда, как на рекламе колготок. А посередине нечто туго обтянутое, готовое порвать блузку.
И голос у неожиданного видения оказался выдающимся.
- Проводник, так вот же свободное место.
- Но здесь же мужчина, - послышалось из коридора.
- Ну и что?
- Вам будет неудобно. И пассажиру тоже...В одном купе...
- Да? - Она бесцеремонно оглядела Сергея. - Вам что, обязательно нужен мужчина?
Вопрос был явно двусмысленный, и Сергей смутился.
- Разве я возражаю? Наоборот...
Из-за плеча нахальной пассажирки высунулась форменная фуражка проводника и показались глаза, недоуменные и восторженные.
- Слышите? Пассажир предпочитает наоборот. - И резко повернулась к проводнику. - Этот поезд куда идет? В Европу? А вы консервативны, как азиат.
- Да я что? Мне бы только не жаловались.
- Пассажир не будет жаловаться.
Она решительно втащила в купе чемодан и три разномастные коробки.
- Ложитесь внизу, - галантно предложил Сергей.
- А вам обязательно, чтобы женщина была внизу?
И опять откровенная двусмысленность вопроса заставила смутиться.
- О, да вы пируете! - воскликнула дама, будто только сейчас увидела бутылку на столе. - Охотно присоединяюсь.
Дверь отодвинулась, в щель просунулась восторженная физиономия проводника.
- Помощь требуется?
Дама расхохоталась.
- Нет, нам помощь не требуется.
Она с треском оторвала скотч от коробки, выкинула на сиденье несколько книжек в одинаковых черных переплетах, вытянула за горлышко длинную бутылку, принялась выкладывать на стол магазинные упаковки закусок.
- Закусывайте, не церемоньтесь. Мне нравятся бесцеремонные мужчины.
Сергей взял одну из книжек, погладил атласно нежную кожу обложки. Это была и не книжка вовсе, а большой блокнот-справочник с названием, оттиснутым золотом, "Adjutant". На рекламные надписи, на множество справочных наименований и цифр он не обратил внимания, а вот обложку, твердую и в то же время мягкую, как девичья кожа, хотелось гладить и гладить.
- Нравится? Дарю.
Наклоняясь к столу, она то и дело прижималась к Сергею плечом, коленкой, а то и грудью, податливой, как полуспущенный воздушный шарик.Он отстранялся, тщетно пытаясь собрать расползающуюся свою волю.
- Ну, рассказывайте.
- Что рассказывать?
- О себе.
- В поездах вроде не принято...
- Принято, не принято... Вы мне нравитесь, вот и все. Рассказывайте.
Со стаканом в руке она откинулась к стенке, отчего ее выдающиеся прелести выставились совсем вызывающе.
И он начал молоть всякую чепуху, какой озабоченные балбесы морочат головы простушкам. Где родился-учился да когда женился, как боролся да напоролся. И выходило из его рассказа, что судьбой своей он не совсем доволен, отчего и собрался отдохнуть на немецких перинах в сказочном городе Бремене. Но постепенно от паясничанья его привычно понесло в философские разглагольствования, и он ни с того, ни с сего выдал целый трактат о бедности и богатстве, то ли вычитанный где-то, то ли сочиненный только что.
Дама слушала не перебивая. И когда он, исчерпав свою эрудицию, умолк, еще долго сидела и молчала. Наконец сказала:
- Я знала, я никогда не ошибаюсь в людях. Умные - это такая редкость.
- Ну что вы. В России сейчас их явный избыток, по-дешевке за границу гоним.
- А почему вы злитесь? - вдруг спросила она.