Убить перевертыша

И он резко шевельнул большим пальцем, лежавшим поверх стержня. Выстрел прозвучал тихо, ни на что не похоже, но это был точно, выстрел. Сергей увидел, как на виске Пауля, который только и успел, что отвернуться вспучилось небольшое черное пятно.

— Теперь бежим, — сказал Кондратьев и схватил Сергея за рукав. — Не туда. Бежим через лес, там машина…

Бежали напрямик, не огибая мелкую поросль. А выходили из леса спокойно, как добропорядочные бюргеры, отдыхающие на природе. Кондратьев даже нагнулся, отбросил с дорожки упавший листок: вот, дескать, какие мы чистюли, настоящие немцы. И никуда не торопимся. Если кто-то увидит, то уж никак не запомнит: обыденное не запоминается.

Машина, к которой они подошли, ничем не выделялась среди других, стоявших тут вдоль дороги, — чистенький темно-синий «БМВ», каких в Штутгарте множество.

— Спокойно, не суетись. — Кондратьев открыл дверцу, но сел не сразу, а еще обошел машину, осмотрел ее со всех сторон.

И с места тронул плавно, и ехал затем спокойно, тормозя на перекрестках, пропуская пешеходов.

А Сергей никак не мог успокоиться. Перед глазами все стояло видение откинутой в ужасе головы, черного пятна на виске. Его распирали вопросы, но он молчал, не зная, как и говорить с человеком, способным так легко убивать.

25

— Ты вот что, — сказал Кондратьев, когда они отъехали довольно далеко. — Возьми-ка себя в руки. А то девицу испугаешь.

— Какую девицу?

— Твою Эмму.

— Ах, да, — спохватился Сергей. — Вы нашли ее?

— Ну и цаца, скажу тебе. Подавай ей Сережу, и все тут. Говорю: нет его, уехал. Знать ничего не хочет, сидит на чемодане и твердит: увижу Сережу, тогда отдам…

— Я ничего не соображаю, — жалобно признался Сергей.

Голова еще не прояснилась после пережитого в лесу, сердце еще не перестало колотиться, а тут новый сумбур. Да еще качка от частых поворотов на серпантине дороги, сползающей с горы к центральной части города.

— Соображай быстро, у нас нет времени. Значит, так: сегодня твоя Эмка была у Фогеля, взяла чемодан…

— И он отдал?!

— Он отдал. А она не отдает. Говорит: только Сереже. Усекаешь? Сейчас мы подъедем к церкви…

— К какой церкви?

— В Штутгарте один православный храм. И у тебя будет одна минута, не больше. Только поздороваться и взять чемодан. Ну еще, разве, поцеловать на прощание. Я ей объяснил, что разговаривать нам будет некогда, надо уносить ноги. И она все поняла…

— В отличие от меня. А если я возьму у нее чемодан, отдам вам, а сам останусь?

— Нет! — жестко сказал Кондратьев. — Себя погубишь и ее тоже.

Скоро они действительно выехали к церкви. Храм с высоким крыльцом-папертью, с традиционной куполом-луковицей и большим крестом. На паперти, как и полагалось, сидели нищие. Двери храма были открыты, входили и выходили люди, — шла служба.

— Вишневую «Ладу» у входа видишь? Девица там. Чемодан тоже. Подойдешь, сядешь. Одна минута у тебя, запомнил? Через минуту выйдешь с чемоданом. Эмка пусть не высовывается, я ее предупредил. Вообще-то надо бы мне самому это проделать, да тебя, дурака, жалеючи…

— А чего вы мне на "ты"? — вдруг обиделся Сергей.

— Хватился… — Кондратьев засмеялся. — Мне бы твои заботы. Высовываться тебе нельзя, ясно? Ни тебе, ни твоей Эмме. Черт их знает, какая у них агентура и где. Засекут, ни тебе, ни ей несдобровать. Ну, иди.

И он пошел не чувствуя ног, мимо длинного ряда машин. Одна, вторая, третья… Вишневая «Лада» была восьмой. Рассердился было на Кондратьева, что остановился так далеко. И тут же обругал себя: ближе-то некуда, улица забита машинами. О чем угодно думал, пока шел, только не об Эмке. Боялся думать о ней, боялся вместо прежней восторженной девчонки увидеть холодную даму, засушенную монахиню. Что за дьявол вселился в него? Что за власть была у нее над ним, отнюдь не молодым и женатым?..

Он и в машину садился почти зажмурившись. А когда посмотрел, увидел только глаза, большие, испуганные. В точности, как у той давней соседки-соплюшки, которая краснела, встречая его на лестничной площадке.

— Сережа! — Она выдохнула так, будто пред этим целый час не дышала. И, неловко перегнувшись за рулем, ткнулась головой ему в плечо.

От волос пахло волнующей парфюмерией, в которой он никогда не разбирался.

— Сережа, я так боюсь!

Он спохватился, что у него всего одна минута, скосив глаза, увидел на заднем сиденье черный чемодан с двумя цифровыми замками. Совсем небольшой чемодан, с каким бесплатно пустят даже в московское метро. Опять спохватился, что время идет, а у него в голове черт-те что, отстранился, увидел блестящие от слез глаза и полосы косметики на щеках.

— Я боюсь!

— Не бойся, — машинально сказал он. Помолчал и произнес неуверенно, как школьник, по складам: — Я тебя люблю… оказывается…

— И я тебя… оказывается…

Она радостно засмеялась, и эта резкая перемена ее состояния испугала.

— Ты что?

— Не уезжай, а?

Сергей поцеловал ее в губы, и она, как изголодавшаяся, вдруг кинулась целовать его.

Понадобилось почти физическое усилие над собой, чтобы отстраниться от Эмки.

— Оставайся в машине, не выходи…