Читаем Убить пересмешника (To Kill a Mockingbird) полностью

In spite of our warnings and explanations it drew him as the moon draws water, but drew him no nearer than the light-pole on the corner, a safe distance from the Radley gate.Сколько мы его ни предостерегали, сколько ему ни толковали, этот дом притягивал его, как луна -море, но притягивал только до фонарного столба на углу, на безопасном расстоянии от ворот Рэдли.
There he would stand, his arm around the fat pole, staring and wondering.Тут Дилл застывал - обхватит рукой толстый столб, смотрит во все глаза и раздумывает.
The Radley Place jutted into a sharp curve beyond our house.Дом Рэдли стоял в том месте, где улица к югу от нас описывает крутую дугу.
Walking south, one faced its porch; the sidewalk turned and ran beside the lot.Если идти в ту сторону, кажется, вот-вот упрёшься в их крыльцо. Но тут тротуар поворачивает и огибает их участок.
The house was low, was once white with a deep front porch and green shutters, but had long ago darkened to the color of the slate-gray yard around it.Дом был низкий, когда-то выбелен извёсткой, с большой верандой и зелёными ставнями, но давным-давно уже облез и стал таким же грязно-серым, как и весь двор.
Rain-rotted shingles drooped over the eaves of the veranda; oak trees kept the sun away.Прогнившая дранка свисала с крыши веранды, густая листва дубов не пропускала солнечных лучей.
The remains of a picket drunkenly guarded the front yard - a "swept" yard that was never swept-where johnson grass and rabbit-tobacco grew in abundance.Поредевшие кольца забора, шатаясь, как пьяные, ограждали двор перед домом - "чистый" двор, который никогда не подметался и весь зарос сорной травой.
Inside the house lived a malevolent phantom.В этом доме обитал злой дух.
People said he existed, but Jem and I had never seen him.Так все говорили, но мы с Джимом никогда его не выдели.
People said he went out at night when the moon was down, and peeped in windows.Говорили, он выходит по ночам, когда нет луны, и заглядывает в чужие окна.
When people's azaleas froze in a cold snap, it was because he had breathed on them.Если вдруг похолодает и у кого-нибудь в саду помёрзнут азалии, значит, это он на них дохнул.
Any stealthy small crimes committed in Maycomb were his work.Все мелкие тайные преступления, какие только совершаются в Мейкомбе, - это его рук дело.
Once the town was terrorized by a series of morbid nocturnal events: people's chickens and household pets were found mutilated; although the culprit was Crazy Addie, who eventually drowned himself in Barker's Eddy, people still looked at the Radley Place, unwilling to discard their initial suspicions.Как-то на город одно за другим посыпались непонятные и устрашающие ночные происшествия: кур, кошек и собак находили поутру жестоко искалеченными; и хотя виновником оказался полоумный Эдди, который потом бросился в Заводь и утонул, все по-прежнему косились на дом Рэдли, словно не хотели отказываться от первоначальных подозрений.
A Negro would not pass the Radley Place at night, he would cut across to the sidewalk opposite and whistle as he walked.Ни один негр не решался ночью пройти мимо этого дома - непременно перейдёт на противоположный тротуар и начнёт насвистывать для храбрости.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки