Убить пересмешника

– Понимаешь, на них индейская голова… в общем они от индейцев. Они заколдованные, понимаешь, и приносят счастье. И не то что на обед вдруг будет жареная курица, а настоящее – чтоб долго жить, или там быть всегда здоровым, или не провалиться на контрольной, – в общем вроде этого… и кому-то они очень нужны. Я их пока спрячу к себе в сундучок.

Но прежде чем пойти к себе, Джим еще долго глядел на дом Рэдли. Видно, опять думал.

Через два дня приехал Дилл, гордый и торжествующий: он сам ехал поездом от Меридиана до станции Мейкомб (эта станция только так называется, а на самом деле она находится в округе Эббот), и там его встретила мисс Рейчел в единственном такси нашего города; и он обедал в вагоне-ресторане и видел двух сиамских близнецов, они сошли с поезда в Бэй-Сент-Луис – как мы на него ни кричали, он клялся, что все это чистая правда. Вместо ужасных голубых штанов, пристегнутых пуговицами к рубашке, он теперь носил настоящие шорты и кожаный пояс; он не вырос, но стал как-то плотнее; и он сказал, что видел своего отца. Его отец выше нашего, и у него остроконечная черная борода, и он президент железнодорожной компании Луисвил – Нэшвил.

– Я немножко помогал машинисту, – сказал Дилл и зевнул.

– Так тебе и поверили, – сказал Джим. – Молчи уж лучше. Во что будем играть?

– В Тома, Сэма и Дика, – сказал Дилл. – Идем в палисадник.

Дилл хотел играть в братьев Роувер, потому что там все три роли благородные. Ему явно надоело играть в наших представлениях характерные роли.

– Они мне надоели, – сказала я.

Мне надоела роль Тома Роувера: он посреди кино вдруг теряет память, и больше про него ничего не сказано, только в самом конце его находят где-то на Аляске.

– Придумай что-нибудь новое, Джим, – сказала я.

– Надоело мне придумывать.

Каникулы только начались, а нам уже все надоело. Какое же у нас получится лето?

Мы поплелись в палисадник, Дилл выглянул на улицу и уставился на мрачный дом Рэдли.

– Я… чую… смерть, – сказал он.

Я прикрикнула на него, но он стоял на своем:

– Правда чую.

– Это как? Кто-то умирает, а ты его можешь издали унюхать?

– Нет, не так: я понюхаю – и знаю, умрет этот человек или нет. Меня одна старушка научила. – Дилл вытянул шею и понюхал меня. – Джин… Луиза… Финч, – сказал он с расстановкой, – ты умрешь через три дня.

– Замолчи, а то я тебя так отлуплю, век будешь помнить. Вот как дам…

– Хватит тебе, – заворчал Джим. – Можно подумать, что ты веришь в жар-пар.

– А то, может, ты не веришь, – сказала я.

– Что это за жар-пар? – спросил Дилл.

– Знаешь, как бывает – идешь вечером по дороге, кругом никого нет, и вдруг попадаешь в жаркое место, – стал объяснять Джим. – Жар-пар – это если человек умер, а на небо ему не попасть, он и шатается по пустым дорогам, где никого нет, и, если на него налетишь, после смерти сам будешь такой, будешь шататься по ночам и высасывать дух из живых людей…

– А как же его обойти?

– Никак не обойдешь, – сказал Джим. – Иногда он возьмет да и загородит всю дорогу. Но если непременно надо пройти, ты только скажи: «Жив, не помер, свет души, пропусти, не задуши». Тогда он не обвернется вокруг тебя и…

– Не верь ему, Дилл, – сказала я. – Кэлпурния говорит, это все просто негритянские сказки.

Джим грозно посмотрел на меня, но сказал только:

– Так что ж, будем мы сегодня играть или нет?

– Давайте кататься в колесе, – предложила я.

Джим вздохнул.

– Ты же знаешь, мне в него уже не влезть.

– Будешь толкать.

Я сбегала за дом, вытащила из-под заднего крыльца старую автопокрышку и прикатила в палисадник.

– Чур, я первая, – сказала я.

Дилл сказал – лучше он будет первый, ведь он только приехал.

Джим рассудил нас: я буду первая, а Дилл покатается подольше, и я свернулась клубком внутри покрышки.

До последней минуты я не догадывалась, что Джим разозлился, как это я заспорила с ним про жар-пар, и только и ждал случая мне отплатить. Он толкнул колесо изо всей силы, и оно понеслось по тротуару. Земля, небо, дома в бешеном круговороте слились у меня перед глазами, в ушах шумело, я задыхалась. Высвободить руки и затормозить я не могла, они у меня были прижаты коленками к груди. Оставалась одна надежда, может, Джим обгонит меня или колесо запнется о какой-нибудь выступ на тротуаре. Я слышала – Джим с криком мчится вдогонку.

Колесо наскочило на кучу щебня, свернуло вбок, перекатилось через дорогу, с размаху стукнулось обо что-то, и я вылетела на мостовую, как пробка из бутылки. Меня тошнило, голова кружилась; лежа на асфальте, я затрясла головой, хлопнула ладонями по ушам, чтоб все стихло и стало на место, и услыхала крик Джима:

– Беги, Глазастик! Скорей!

Я подняла голову – передо мной было крыльцо Рэдли. Я так и застыла.

– Вставай скорей! – вопил Джим. – Чего ты там застряла?

Уж не знаю, как я встала, ноги подкашивались.

– Колесо захвати! – орал Джим. – Тащи его сюда. Ошалела ты, что ли?

Наконец я вышла из оцепенения и кинулась к ним, хоть у меня и дрожали коленки.

– А колесо?! – закричал Джим.

– Сам бери! – крикнула я в ответ.

Джим сразу замолчал.

– Поди да возьми, оно прямо за воротами. В тот раз ты даже стену тронул, помнишь?