Убить отступника

Мухин представил Голевского своим товарищам, а те сердечно его приветствовали. Как водится, выпили за знакомство. Начали с розового вина с корицей, проще глинтвейна, пунша, потом – славная настойка из вишни. Закурили трубки, рассказывали смешные истории, военные байки. Рощин играл на скрипке. Мухин как всегда налегал на алкоголь. Потом играли в шахматы, в карты и продолжали гусарить. Голевскому понравился старший Рощин. Веселый, остроумный, интересный собеседник. Вьющиеся, густые, черные как вороново крыло волосы, бирюзовый решительный взгляд. Гордая осанка, широк в плечах, тонок в талии. По таким красавчикам женщины сходят с ума.

Так оказалось, что Голевский и Николай Рощин вышли на крыльцо освежиться.

– Вы дружили с покойным? – спросил капитан у Рощина.

– Да. Он был моим лучшим другом. Как жаль, что он так трагически погиб.

– А что вы думаете, милостивый государь, по поводу его убийства. Были ли у него недруги?

– Недруги? Право, не замечал таковых в его окружении. Со всеми он был любезен, добр. И все его тоже любили.

– И что врагов у него вовсе не имелось?

– Может, отчасти с Журавлевым у него были натянутые отношения. Боташев не выносил Дмитрия Святославовича, как и тот Боташева. Накануне убийства они крупно поссорились.

– Что вы говорите, сударь? Это становится интересным. А позвольте полюбопытствовать, какова же природа их дикой неприязни? И отчего они так крупно повздорили?

– Дмитрий Святославович еще до мятежа был командиром Кременчугского пехотного полка. Он довольно-таки частенько путал личный карман с казенным. Удерживал часть жалования солдат и офицеров. Когда Боташев в чине поручика перевелся в Кременчугский, за вызов одного поручика на дуэль, но вы-то должны это знать, Голевский, как-никак Михаил был ваш старинный приятель…

– Да, я прекрасно помню эту историю. Кажется, это был поручик-кирасир Жадобин.

– Так точно, Жадобин. Так вот деньги, причитающиеся Михаилу за службу в Московском полку, получил Журавлев и якобы забыл их отдать Боташеву. А Миша пожаловался в штаб армии. Командующий послал в полк ревизора, и тот обнаружил там серьезные финансовые злоупотребления. Журавлева тогда чуть не осудили и не разжаловали в солдаты. Тот попросил у родственника взаймы денег и покрыл растрату.

– Понятно… Мухин говорил, что Михаил писал какие-то мемуары, но на месте преступления их якобы не нашли, будто в воду канули.

– Вы верите Мухину? Полноте! Мичман пропил все свои мозги и несет всякую околесицу, а вы ему верите, милостивый государь. Право, это забавно. Я, например, в первый раз слышу о каких-то мемуарах.

– Неужели? Как так, вы же были его лучшим приятелем в этом городе.

– Послушайте, Голевский, вы пытаете меня, словно представитель Следственного комитета. Забавно.

– Поверьте, Рощин, мне просто самому интересно разобраться в этой истории, да и старый князь Боташев просил узнать более подробно о гибели сына. Не буду скрывать, сударь, это князь дал мне денег на путешествие в Белояр.

– Вот как? Я думал, Александр Дмитриевич, вы по собственному волеизъявлению сюда пожаловали.

– И по собственной воле, и по воле князя. Вас это устраивает?

– Вполне…

Тут на крыльцо вышел полковник Журавлев. Крупный телом, седовласый, круглолицый, пучеглазый, с толстыми губами, с красными пятнами на пухлых щеках, он был похож на жирного губастого окуня.

– Господа, позвольте к вам присоединиться. Какое звездное небо! – воскликнул полковник. – Вы не находите?

– Трудно с вами не согласиться, милостивый государь, – сказал Голевский. – Действительно, удивительно красивое небо.

– Да, да, – поддакнул Рощин.

Журавлев вдруг ни с того ни сего процитировал:

Долго ль русский народ
Будет рухлядью господ,
И людями,
Как скотами,
Долго ль будут торговать?

По две шкуры с нас дерут,
Мы посеем – они жнут,
И свобода
У народа
Силой бар задушена.

А что силой отнято,
Силой выручим мы то.
И в приволье,
На раздолье
Стариною заживем…

– Рылеев?.. – на всякий случай уточнил Голевский.