Убить одним словом

В субботу я все-таки добрался до дома Саймона. Мать меня подвезла, что было с ее стороны очень мило, потому что я сомневаюсь, что смог бы дойти пешком. Мой третий сеанс химиотерапии оказался тяжелым. Гашиш помог, хотя из-за него матери казалось, что мне хуже, чем на самом деле. Еще из-за него мне стало сложнее концентрироваться на учебниках по квантовой механике, так что я принимал самый минимум, который позволял мне приподняться с самого дна и начать функционировать, но не «кайфовать» при этом настолько, чтобы мне уже стало все равно.

Ночь была бессонной, и я плыл по течению черного моря жалости к себе. Да почему бы и нет? Я глазел в темноту, и одна мысль цеплялась за другую. Я всегда считал, что у меня вся жизнь впереди, бесконечная череда рассветов и закатов. Десятилетие казалось вечностью, два десятилетия – и я был бы того же возраста, в котором сейчас моя мать. Но рак положил этому конец. Мое ви`дение будущего сузилось до ушка в букве «Р», сквозь которое была видна разве что следующая неделя, следующий месяц… Дотяну ли я до следующего года? Я влачил не только бремя моей болезни, но и давление делать что-то значимое каждый день, раз уж их у меня оказалось гораздо меньше, чем я ожидал, я был теперь вынужден цепляться за каждый из ускользавших сквозь мои пальцы часов.

Я сидел, позевывая, на заднем сиденье автомобиля, как ребенок, и внимательно разглядывал записку Димуса. На ней было два слова и десять чисел: «Плотнее ряды». Они были написаны кривыми заглавными буквами, как будто детским почерком. Я уже запомнил числа: 4, 17, 17, 6… и так далее. Я пытался зафиксировать их у себя в голове. Саймон мог запомнить любую последовательность чисел, едва взглянув на нее. У меня всегда были проблемы с памятью. Телефонные номера из нее ускользали. Возможно, оно и к лучшему, что друзей у меня немного. Понимание – это совсем другое дело. Я мог довольно быстро усвоить новую идею, но список чисел… это было бы тяжело даже без дозы.

На пороге меня встретила мама Саймона вместо него самого. Она помахала матери, все еще сидевшей в машине на обочине, просигнализировав ей что-то, что на универсальном материнском означало, что я в надежных руках.

– Шапка идет тебе. – Она неожиданно обняла меня и подтолкнула наверх. – Все уже пришли.

Я кое-как поднялся по ступеням. В онкологической палате я все еще был синхронизирован с болтушкой Евой. Ее продолжало рвать, как из фонтана, но между приступами она говорила, что хорошо себя чувствует, и ее тусклые каштановые волосы все еще уныло свисали с черепа. Из всех, кто там был, я, судя по всему, лидировал в гонке, кто быстрее попадет в могилу. Медсестры цыкали языком, доктора задумчиво изучали анализы крови и факторы свертываемости. Белые стены и накрахмаленные халаты перестали казаться убедительными. Их яд отравлял меня куда сильнее, чем вредил раковым клеткам в моих венах.

– Святые негодники! Это же шапочник! – Джон поднял банку колы в знак приветствия. На столе все уже было расставлено: дайсы, карты, фигурки.

– Как поживаешь, Ник? – Элтон встал, как будто я был пожилым родственником, которому могла понадобиться помощь со стулом.

– Сколько миров разбросано по вселенным, а он выбирает мой. – Миа завернула эвереттовскую многомировую интерпретацию в цитату из «Касабланки»[10] и тем самым завоевала еще большее восхищение с моей стороны.

– Ты опоздал. – Саймон не поднял глаз от листа персонажа. Я знал Саймона, можно сказать, всю мою жизнь. Он всегда был таким. Многое из того, что он чувствовал, в принципе, не было способно кристаллизоваться в таких мелочах, как слова и поступки. Вместо этого оно носилось по его черепу, все больше и больше его накручивая. Я даже сотую долю того, что творилось в его голове, представить себе не мог, но я знал о нем достаточно, чтобы мы могли быть друзьями.

– Ох ты. – Только когда я присел, я заметил синяк под глазом Миа. – Что случилось?

– Ты бы видел того парня. – Она улыбнулась, но как-то неубедительно.

– Но что…

– Это неважно. – Миа многозначительно посмотрела на Элтона, который нахмурился, но намек понял и начал игру:

– Крепость прилегает к гранитной скале. Она наполовину разрушена, но вы можете представить, что когда-то она была великолепна. Она занимает огромную территорию. Лучи утреннего солнца только-только коснулись башен. Внизу же – сплошь тени…

Игра шла своим чередом. Благодаря умению Элтона мы погружались в мир, сформированный его воображением. Оставшаяся часть мира отодвинулась на задний план, а вместе с ней и большая часть моих неприятных ощущений. Лишь квадратик бумаги в кармане был моим якорем, который приковывал меня к миру, существовавшему за пределами крепости, которую мы исследовали.

Элтон вынудил нас красться по темным коридорам, увешанным мертвым плющом, выламывать древние двери, спускаться на бесконечные подземные уровни под обширными фортификациями. Часы летели, как минуты. Я и опомниться не успел, как пришла пора уходить.