Убить Мертвых (ЛП)

Элеонора уже выглядит как чикен макнаггетс, так что трудно сказать, что происходит с ней, но остальные начинают шипеть и светиться изнутри, словно на спор проглотили аварийные дорожные факелы. Вот что происходит с вампирами настолько тупыми, чтобы напиться ангельской крови.

Через некоторое время они затихли, а затем быстро и жарко сгорели. Людской вариант флэш-бумаги[34]. Они несколько секунд шипят, и ужариваются до мелкого серого пепла. Я рычу конец заклинания, и воздух успокаивается. Все вампиры, кроме Элеоноры, мертвы. Во время смерча она сидела на корточках и держалась за меня. Моё тело в достаточной мере преграждало путь ветру, чтобы она смогла выжить. Но с трудом. Она шевелит потрескавшимися губами, словно пытается что-то сказать. Я подношу поближе ухо.

— Когда увидишь Мутти, передай ей, что мне жаль. Я сделала то, что сделала, лишь чтобы напугать её, как она иногда пугает меня и Папу.

Когда тебя нанимают убить кого-то, последнее, чего ты хочешь, это чтобы тебе пришлось отпускать им грехи. Вы хотите, чтобы они умерли быстро, а не лежали, прося вас побыть психотерапевтом. Хуже того, вы не хотите слышать ничего такого, что могло бы заставить вас чувствовать к ним жалость. Мне не нужны материнской травмы Элеоноры. Она такое же чудовище, как и я; но я хочу, чтобы она была мёртвым чудовищем, как и её друзья. Она отпускает мою ногу и делает вздох «скажи спокойной ночи, Грейси»[35]. Пару минут назад я хотел насадить её на вертел, и пока она будет гореть, жарить на ней маршмэллоу[36]. Теперь я закрываю рукой ей глаза и достаю чёрный нож.

— Не шевелись.

Я вонзаю лезвие ей между рёбер. Один чистый, хирургический, безболезненный укол прямо в сердце. Элеонора замирает, ярко вспыхивает и обращается в прах. Мёртвая девочка наконец-то мертва.

Я оглядываюсь вокруг, быстро составляя мысленную карту тел и проверяя, что мы всё ещё одни. Я слышу голоса снаружи. Теперь, когда ветер стих, какой-нибудь любопытный гражданский скоро сунет сюда нос. Мне нужно работать быстро.

Одежда Элеоноры практически исчезла, но я быстро обыскиваю её. На ней наполовину вплавившийся в её почерневшую грудь золотой медальон. С её пальцев упала пара колец со стразами, так что я забрал их. В карманах нет денег, зато есть плоская металлическая штуковина размером с пряжку ремня для родео. Одна сторона чистая. На другой — рычащий демон в окружении жуткого чудовищного алфавита. Хлам. Готские побрякушки. Ещё одна проблема с малютками Лугоши[37]. Друзья Элеоноры являлись безмозглыми беспризорниками, а она недостаточно долго была вампиром, чтобы какие-нибудь образованные кровососы подсказали ей, кем она являлась на самом деле. Смерть в стильных сапожках. Дьявольская восьмицилиндровая кукла, которая может взорваться, как крылатая ракета и укусить, как бронебойная акула. Глупенькая бестолковая малышка. Возможно, если бы она не разозлила того, кто вынудил Золотую Стражу объявить охоту, у неё было бы достаточно времени, чтобы выяснить это.

Доброй ночи, Элеонора. Уверен, что Мутти прощает тебя, и может даже скучает по тебе. Пока не узнает, чем ты занималась эти последние несколько недель. От меня она точно этого не узнает.

Я ещё раз бросаю взгляд на пряжку от ремня вурдалака. Она тяжёлая, как металлическая, но края со сколами, как у старого фарфорового блюдца. Даже самый тупой скупщик краденного в Лос-Анджелесе не дал бы за неё и десяти центов. Я швыряю её в темноту вместе с остальным хламом и принимаюсь за друзей Элеоноры, обшаривая их карманы, сумки и рюкзаки. Это не Таящиеся из Беверли-Хиллз[38], а лишь кучка попрошаек из Даунтауна[39], так что мне точно не светят королевские драгоценности. И всё же, сейчас туристический сезон, так что здесь примерно три сотни наличными, которые не сгорели, когда они обратились в пепел. Несколько косяков, корешков билетов в кино, ключи от машины, презервативы и ювелирные изделия для Элеоноры. Я выбрасываю всё, кроме драгоценностей и наличных. Грабить покойников может показаться жестоким, но это барахло им больше не требуется, а Стража не оплачивает сверхурочные. Кроме того, убивать монстров — моя основная работа. Вот как я на это смотрю — я ворую у мёртвых, как обычные люди прихватывают стикеры для заметок[40] по дороге из офиса.

Я выхожу на солнце и делаю вдох, чтобы очистить лёгкие от жирного дыма от сгоревшей плоти и пепла от тел. Я сижу на корточках, опустив голову и прислонившись спиной к сломанной двери кинотеатра, и просто дышу. Моё лицо и грудь покрыты тёмными кровоподтёками и изрядно перепачканы кровью, так что я выгляжу так, словно занимался борьбой сумо в кимоно из колючей проволоки. Моя обожжённая рука, которой досталось в гараже от Элеоноры, начинает шелушиться чёрной кожей. Когда я поднимаю голову, с меня не сводят глаз дюжина лиц, в основном пожилых мексиканок, держащих в руках футболки и оранжево-розовые шлёпанцы.