Убить мертвых

— А может, и нет. Кстати, о той девушке в старом доме. По-моему, очень гадко с твоей стороны — так испортить ей жизнь. Сегодня утром я вместе с остальными ходил к ее дому. Они кричали, что, мол, ты ушел, но они-то остались, и кидали камни в ее дверь. Не такой уж ты и великий герой, верно?

Дро усмехнулся.

— По сравнению с тобой?

— Ладно-ладно, можешь издеваться, сколько влезет...

Двигаясь с небрежной ленцой, Миаль Лемьяль привел себя в сидячее положение и подхватил инструмент, лежавший рядом в траве. Это был весьма необычный предмет. Дека деревянная, аляповато раскрашенная, с инкрустацией из слоновой кости. От деки тянулись два скрещенных грифа с пятью струнами на каждом. На концах их соединяла общая планка с серебряными колками, вбитыми, похоже, наобум, куда придется. К той же планке крепилась деревянная дудочка, мундштук ее был из слоновой кости, а другой конец уходил в резонатор. Клапаны ее были расположены так, что — Миаль Лемьяль это бегло продемонстрировал — проворные пальцы могли управляться со струнами и клапанами одновременно. Играть на подобном инструменте, если подумать, было за гранью возможного. Но менестрель, удерживая свой инструмент в неустойчивом равновесии на плече, коснулся губами мундштука из слоновой кости, а пальцы его уже танцевали на струнах. Волосы тут же упали ему на глаза, а сами глаза сошлись у переносицы. Он казался одновременно одухотворенным и нелепым. А из адского инструмента лилась райская музыка. Звуки арф, которые одновременно были свирелями, лютней, превращавшихся во флейты, мандолин, что притворялись лирами и трубами; чистая, как небеса, мелодия, что не приснится и во сне, удивительно гармоничная и пронизанная странным ритмом...

Закончив играть, музыкант опустил инструмент в траву и уставился на него в глубокой меланхолии. Казалось, отзвуки мелодии еще живут вокруг, словно сам холм тихонько напевает.

— Так ты говоришь, — отважился наконец Миаль, — что музыка тебе безразлична?

— Мне просто любопытно, — выговорил Парл Дро, — зачем такому гению таскать чужие кошельки в глуши?

— Гений? — Миаль улыбнулся. У него была ангельская улыбка. Когда она появлялась на лице музыканта, в его чертах сквозило благородство, он казался даже красивым, но эта иллюзия быстро рассеивалась. — Э-э... Ну ты знаешь, как оно бывает в жизни...

— А инструмент ты тоже украл?

— Я?! Нет, что ты! Его стянул мой папаша, которому пришлось убить прежнего его владельца. Наверное, тот успел наложить на отца проклятье, и не удивлюсь, если и на меня тоже. У отца была привычка поколачивать меня, когда напьется, а напивался он частенько. А когда он бывал трезвый, то учил меня играть. Ненавижу его. У меня-то слух похуже, чем у папаши.

И он погрузился в мрачные раздумья, глядя, как человек в черном, похожий на саму Смерть, наделенную мужской красотой, все смотрит и смотрит на селение в долине, на дорогу, на гору. Посидев так немного, Миаль снова лег в траву.

— Как ты поступишь с той девушкой, Сидди Собан? — спросил он.

— А ты как считаешь?

— Вернешься и испортишь ей жизнь еще больше. Выставишь ее мертвую сестренку прочь из этого мира, чтобы они обе могли вдоволь напиться горя и одиночества.

Что-то ткнулось ему в ладонь. Испугавшись, что это змея, Миаль вскочил на ноги и отпрыгнул фута на три назад. А когда приземлился, увидел, что это всего лишь фляжка, которую протянул ему Дро. Музыкант недоверчиво взял ее, откупорил и понюхал. Благодарная усмешка, в отличие от улыбки, сделала его унылое лицо еще более жалким.

— Белый бренди! Мне не доводилось пить его с тех пор, как я отирался в землях Холодного Графа!

Он попробовал, потом отпил еще немного и продолжил в том же духе. Дро ему не мешал.

Они поговорили еще, причем высказывания Миаля становились все более и более неразборчивыми. Пчелы зажужжали над клевером, над горой стали собираться тучи цвета спелого винограда, обведенные золотом...

— Зачем ты это делаешь? — спрашивал Миаль Лемьяль. — Зач'чем ты игз... изгн... гонишь их пррочь из этого мира, если они не хотят уход'ить?

— Зачем лекарь вырывает сгнивший зуб у больного?

— Эт' не одно и тож'же! Са-авсем! Слышал я о тебе и твоей доброте. Гонишь, понимаешь, бедных маленьких прив'идений оттуда, где им хор'рошо. А они пла-ачут!

— Это необходимо. Тот, кто уже умер, не должен притворяться живым.

— А тогда па-ачему ты хоч'чешь в Г'исте-мортува...

К тому времени, когда стало темнеть, перед глазами Миаля Лемьяля уже и без того стояла плотная тьма. Мертвецки упившись белым бренди, он рухнул в клевер. И все же его рука бессознательно нащупала перевязь гротескного инструмента и вцепилась в нее стальной хваткой.

А Парла Дро уже и след простыл.

* * *

Проснувшись, Миаль увидел на небе звезды, подобные крапу игральных костей, и понял, что в очередной раз дал маху.

С холмов дул свежий благоуханный ветерок. Он немного облегчил пульсирующую головную боль, но был бессилен помочь в другом затруднении: Миаль упустил Короля Мечей, Смерть в прекрасном обличье, Парла Дро, Убийцу Призраков.