Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде

«Давайте пройдёмся до министерства пешком, – предложил Дюперре. – Вы не пожалеете, потому что по пути нас ожидают несколько замечательных памятников». – «Если вы имеете в виду Пале-Рояль или площадь Равенства, то я уже проходила их вчера», – заметила Мария. «Считайте, что вы их не видели, – улыбнулся бывший виконт. – Чтобы действительно увидеть Париж, требуется знаток-провожатый. Впрочем, сейчас наш путь лежит в другую сторону, по улице Нёв-де-Пети-Шам».

Для начала добровольный гид сообщил, что город Кан со всеми предместьями составляет только ничтожную часть такого великана, как Париж. Чтобы пройти Париж из конца в конец, надобно потратить целый день, а то и больше; даже верхом на коне галопом через него надо скакать два часа. Народу живёт в Париже столько же, сколько во всём Кальвадосе в придачу с департаментом Эр. Дворцов в нём такое множество, что один только их перечень утомит самого выносливого чтеца. Прекрасные сооружения встречаются на каждом шагу. Но это не хаотическое нагромождение памятников, как в иных городах, а гармоничный архитектурный ансамбль.

Париж можно изучать годами. Но считайте, что вы вовсе не были в нём, если не прогулялись по набережным Сены, не прокатились в лодке от острова Сен-Луи до пристани Каменщиков, не посидели в тени каштанов на бульваре Капуцинов и не испили чудесной воды Гренельского фонтана. И уже в обязательном порядке (иначе просто свинство) следует посетить величественный Нотр-Дам на острове Сите, а также Пантеон и Дом Инвалидов – самые высокие здания в Париже, пройтись по Елисейским полям, заглянуть в картинную галерею Лувра (сейчас там, кажется, выставка Фрагонара), сходить в Оперу и хотя бы пару раз побывать в театре.

– А здесь ещё дают представления? – прервала Мария пространный экскурс своего гида.

– О, и ещё какие! – воскликнул Дюперре. – Билеты нарасхват! Возможно, направляясь сюда, вы полагали, что в Париже царит полная анархия, люди прячутся по подвалам, а по улицам бродят дикие звери. Как видите, ничего подобного. Всё идёт своим чередом: газеты печатаются, выставки открыты, библиотеки посещаются, в театрах рукоплещут, а в церквях служат мессу. Впрочем, Гора наводит свой порядок повсюду. С девятнадцатого июня все наши театры обязаны раз в неделю ставить патриотические трагедии «Брут», «Гай Гракх» или «Осада Тионвиля». Комедия также не забыта. В Варьете с успехом идёт хлёсткая пьеса «Бюзо, король Кальвадоса». По слухам, в театре на улице Фавар готовится реприза на вашего канского друга. Хотите, сходим на премьеру? Очень любопытно, кто будет в роли Барбару. Быть может, мы и меня увидим на сцене. В самом деле: ведь я не последний человек в этой шайке.

– Вы расхваливаете мне столицу, – молвила Мария, заглядывая в глаза своему спутнику, – но в ваших словах чувствуется горькая ирония. На самом деле вы не любите Париж.

– На самом деле я люблю Париж! – мягко возразил Дюперре. – Да и как мне его не любить, если добрая половина моей жизни прошла в этом городе? Посудите сами. С семнадцати лет я здесь, сначала как университетский школяр, потом как поверенный в делах отца, затем как представитель торговой палаты моего родного Апта; наконец как депутат от Буш-дю-Рон. Я уже давно парижанин. Могу показать вам сотню антресолей и мансард, в которых я обитал, прежде чем снять приличное жильё. Могу показать те харчевни, в которых я питался, прежде чем смог заказать себе обед от Мео[59]. Здесь я встретил свою первую любовь и здесь впервые бился на дуэли. И вы говорите, что я не люблю Парижа… Да я окропил этот город своей кровью, милая Корде! Первая любовь, как и первая схватка не забываются… Кстати, вы замужем? Нет? Значит, у вас ещё всё впереди: любовь, замужество, дети. Вы ещё обретёте свой Париж.

– Но ведь вы развелись со своей женой, – заметила Мария.

– Откуда вы об этом знаете? – удивился Дюперре. – Впрочем, это тоже часть парижской жизни, мадемуазель. Париж сводит и разводит…

– Как вы меня назвали? – улыбнулась она.

– «Мадемуазель», – повторил он и наклонился к уху собеседницы. – Позвольте мне хотя бы между нами обращаться к вам: «мадемуазель». А то, честно сказать, меня уже тошнит от этих «гражданок» и «гражданинов». Вы же называйте меня: «мсье». Просто «мсье Дюперре». Или «мсье Клод». Договорились?

За всеми этими разговорами дошли до пересечения с улицей Святой Анны, переименованной в улицу Гельвеция. Тут наперерез нашим спутникам стремительно вышел и прошагал по направлению ко дворцу Тюильри рослый молодой человек в распахнутом тёмно-синем рединготе, без головного убора, с блестящей серьгой в левом ухе и с развевающимися от быстрой ходьбы пепельно-серыми волосами.