Убить Ланселота

— Не надо, — взвизгнула фея. — Я высоты боюсь!

— Ты же умеешь летать, — удивился стрелок.

— Какая разница. Это экзистенциальный страх. Такие бывают, я читала!

Экзистенциальный… Слово-то какое. Хоакин уперся ногами в кровать и принялся раскачиваться. После третьего толчка чайник кувыркнулся со стола.

— Хок! Ах! — Вокруг разбойника закружилось бирюзовое пятнышко. — Ты живой? Я так переволновалась!

— А что со мной случится?

— У тебя синяк под глазом.

— Пустяки. Чихну разок — все пройдет. Лучше нож отыщи. Или ножницы.

В камине зашуршало. Осыпались полуобгоревшие поленья, мелькнул золотистый отблеск на полу.

— Ножа нет, — деловито сообщила фея. — Есть маникюрные ножнички. Сгодятся?

— Давай.

Печальная саламандра выбралась из кучи пепла. Припухший от слез носик сморщился, чешуйки светились тускло-оранжевым.

Маггара радостно встрепенулась:

— Инцери вернулась! Очень вовремя. Поможешь нам?

— Ага. — Саламандра безучастно посмотрела на фею. — Только моя жизнь кончена. Он меня разлюбил.

— Кто именно?

Инцери выудила из ведра кусок угля и принялась жевать.

— Дамаэнур. Он сказал (чавк-чавк), что ему нравятся прямые волосы (чавк-чавк). Ну да, конечно. Он видит идеал женщины воздушным и утонченным, (чавк) Исполненным грации (чавк-чавк). Он не сказал, конечно, что у меня толстая попа. Но это подразумевалось само собой.

Ящерка всхлипнула, ей было очень себя жалко. Фея отбросила ножницы и спорхнула к подруге.

— Да ты что? — обняла она элементаль за плечи. — Брось уголь, слышишь? Не наедайся на ночь сладкого!

— Какая разница. — Инцери страдальчески поморщилась. — Вам камин растопить? Пожалуйста. Пользуйтесь жаром разбитого сердца… Все равно моя жизнь кончена.

— Инцери, ты можешь что-нибудь сделать с веревками Хоакина?

— Могу сгрызть. Пожалуйста! Это такой пустяк. И пусть, пусть у меня будет несварение желудка. Пусть разобьется мое бедное сердечко… Я буду лежать на смертном ложе — неприступная, бледная, в черном платье с открытыми плечами, — а он придет, движимый раскаянием, но будет поздно! Веревки? Что вам еще сгрызть?

Ящерка протопала к Хоакину и вскарабкалась на ножку стола. Запахло паленым. Затрещало пламя, разбойник извивался и подпрыгивал, а Инцери все глубже и глубже уходила в трясины самоуничижения:

— Буду страдать тихо, беззвучно… Жизнь, посвященная только ему, ему одному!…

— Левее бери! — командовала Маггара. — Стой! Это уже не веревка.

В этот момент в дверь деликатно постучали.

— Эй, Истессо, — донеслось с улицы. — Истессо, ты меня слышишь?

Фея и элементаль нырнули в ведро с углем.

— Кто там? — заворочался Хоакин. — Кого звери принесли?

— Это я, Фью Фероче, твой шарлатан. Могу ли я войти?

— Входите, ваше магичество. Всегда рад гостям.

— Благодарю, Хоакин.

Сквозь дверь потекли струйки фиолетового и серого тумана. Проникая в хижину, они сплетались в кружева и бархат, вылепляли из себя сапоги, панталоны и жабо. Последняя струйка улеглась на плечах, распухла бледным облаком. Из тумана сгустилось лицо. Волосы тусклыми прядями упали на воротник, черная повязка пересекла скулу и лоб. Фероче огляделся:

— Не по-людски как-то вышло. Связали, бросили… А ведь ты им не чужой.

Он прищелкнул пальцами, и веревки разлетелись в клочья. Стрелок вздохнул с облегчением и принялся растирать онемевшие запястья.

— Благодарю, ваше магичество. Очень вы это вовремя… Какими судьбами ко мне?

Фероче пригладил бородку:

— Видишь ли, Хоакин… Я к тебе с делом не совсем обычным. Для начала: короли не извиняются, но я пришел с извинениями.

— Принимаю, ваше магичество. Анонимку написал Реми?

— Да. Но дело не в этом.

— Весь внимание, ваше магичество.

— Хоакин, после смерти отца мне в руки попал его архив. Ты, конечно, знаешь: мы, властители, живем долго. Сто, двести, триста лет. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что ты тоже из долгожителей. Мало того: отец пристально следил за твоей судьбой.

— Боюсь, ваше магичество, в двух словах это не объяснить.

— И не надо. Я подозреваю, что отец заколдовал тебя. И что ты вряд ли благодарен ему за это. Потому-то я и отправился в Деревуд. А чтобы уберечься от случайностей, представил Неддама зачарованным шарлатаном. Все удалось как нельзя лучше, мои подозрения оправдались. Я хочу спросить: что за заклятие на тебе?

— Сами вы этого не видите?

— К сожалению.

— Тогда ничем не могу помочь. Я не маг. Думаю, вы прочли мое досье.

— Прочел. Академию Града ты так и не закончил… Исчез с экзамена по транспортной магии, а потом объявился в Деревуде. С тех пор живешь здесь безвылазно вот уже сто лет.

— Ну вот, вы же все знаете, ваше магичество.

— И это меня тревожит. В этом «всем» нет главного: зачем? Зачем Фортиссимо потребовалось заколдовывать тебя? Ты чем-то насолил ему?

— Нет.

— Я собираюсь пригласить тебя в Циркон, в мою лабораторию. Придешь?

Хоакин усмехнулся:

— Столько церемоний… Вам стоит щелкнуть пальцами, и разбойники сами принесут меня.

— Если бы все было так просто… Хоакин, моего отца считали сильнейшим магом. Но я превзошел его. Мне не требовалось даже ехать сюда, чтобы выяснить все, что я хочу знать.

— И что же вы выяснили, ваше магичество?