Убить голыми руками

– Не думаю. Это было бы под силу одному-двум из них. Но я не решаюсь утверждать, что убийца наверняка входит в эти два десятка. Существует бог весть сколько искусных мастеров/о которых я даже и не слыхал. Откуда мне знать, кто проходит подготовку в полиции, в Оборонном ведомстве или какое число наемников состоит на службе у гангстерских банд? Причем многие обучаются каратэ даже не в спортивных клубах, а дома, где любящие папаши готовят их к преступному поприщу!

– Вы правы. – Дэмуре тоже пришла эта мысль, и он ей вовсе не обрадовался. Если это действительно так, то и у него немного шансов напасть на след убийцы.

– Сколько их, мастеров, которых я не знаю!.. – укоризненным тоном продолжал Сираи. – Вот ведь и вы, должно быть, из их числа, коль скоро являетесь экспертом полиции, а я даже имени вашего никогда не слыхал.

– Не случайно. Я никогда не участвовал в состязаниях.

– Это я сразу понял, – в голосе Сираи послышался оттенок иронии. – Когда вы были в цветущем возрасте, соревнования по каратэ еще не вошли в моду.

– Верно. Однако мое додзе и сейчас уклоняется от участия в состязании.

– Неужели додзе Сетокан? – Так приятно было услышать в голосе Сираи искреннее почтение. Возможно, на них смотрят как на чудаков, возомнивших, будто они могут остановить время, и все же относятся к ним с уважением. Дэмура чувствовал, что это максимум, к какому может стремиться каратист или додзе.

– Разрешите привезти вам этот список, Дэмура-сан. Если не дождетесь меня, я оставлю его у вас на столе.

Дэмура знал, что эта предупредительность адресована не ему, Дэмуре, и не полиции, а той школе, которая его воспитала и выучила, и принципам, которым он хранил верность. Он больше не противился, радуясь, что главный редактор «Сэнсэя» желает оказать любезность мастеру старой выучки.

* * *

Кто бы мог подумать! На улочке, где два дня назад убили Адзато и где было не протолкнуться от полицейских, сейчас в полную силу трудилась съемочная группа. Фигуры суетливых, хлопочущих людей при резком свете юпитеров казались нереальными. Самоуверенные, шикарно разодетые киношники бросали на сыщика пренебрежительные взгляды. Интересно, за кого они его принимают? Куяма полагал, что ему не составит труда найти директора Таякаму, когда в ответ на его телефонный звонок ему было сказано, что тот выехал в Синдзюку. Инспектор настроился на приятную беседу в каком-нибудь уютном фургончике, а вместо этого попал в сущий бедлам. Двое подсобных рабочих, тащивших какой-то осветительный прибор, чуть не сбили его с ног, отскочив в сторону, он запутался в проводах; давно он не чувствовал себя таким беспомощным и неловким. Таякамы, конечно же, не было в отведенном ему фургончике, хотя каждый, у кого Куяма справлялся, отсылал инспектора именно туда. Делать было нечего. Куяма томился в бездействии и наблюдал за съемками в надежде, что директор рано или поздно объявится. Приглядевшись к обстановке, сыщик понял, что не напрасно приехал сюда. Если до сих пор у него и оставались некоторые сомнения, то теперь они рассеялись: здесь можно проторчать хоть целый день – тебя никто не заметит. Очевидно, убийцам тоже не составило труда разведать обстановку, смешавшись с толпой зевак.

И вдруг кровь застыла у него в жилах. За оградой мелькнули двое в масках и выжидательно затаились. По тротуару, приближаясь к засаде, шел молодой человек – невысокого роста, полноватый, с приятным, улыбчивым лицом. Куяма понимал, что это всего лишь игра, и тем не менее с трудом удержался от предостерегающего оклика. Видимо, такое ощущение возникло не только у него. Голос, усиленный динамиком, дал команду «стоп»; улыбчивый толстяк остановился, а бандиты, потягиваясь, выпрямились во весь рост.

– Опять ты прогуливаешься с блаженным видом, лопух несчастный! – сердито взревел голос откуда-то сверху.

Куяма вскинул голову и увидел на вершине дерева репродуктор, выкрашенный в красный цвет. Однако взгляд артиста был устремлен не на дерево, а на один из фургончиков, возле которого стояла небольшая группа людей. Один из мужчин ожесточенно размахивал руками, а громкоговоритель разносил на всю площадку его слова, не предназначенные для чужих ушей.

– Вышагиваешь, словно фонарщик на священной церемонии, от веселья тебя прямо-таки распирает. Ты же должен показать, что боишься, что ожидаешь какого-то подвоха. А если в тебе нет ни тени настороженности, то откуда ей взяться у зрителя, черт бы тебя побрал!

Толстячок по-прежнему улыбался. Подбоченясь, он внимательно огляделся по сторонам. Наконец его взгляд наткнулся на красный репродуктор. Несколько мгновений он молча изучал его, затем издал странный резкий вскрик и рванулся вперед. В одно мгновение он преодолел несколько метров до дерева, взбежал по стволу вверх, пнул репродуктор и, проделав сальто, приземлился на ноУи. Сбитый репродуктор отлетел далекЪ в сторону. Это прямое попадание на высоте более трех метров не так потрясло Куяму, как последующее поведение молодого человека: он даже не запыхался и голос его звучал абсолютно спокойно, когда он проговорил: