– Я думаю так… – начал было Дэмура и замолчал. Принесли заказанный им чай, а при посторонних не следовало обсуждать служебные дела.
Официантка спокойным заученным движением опустилась на колени, поставила на циновку бамбуковый поднос и задвинула за собою створку ширмы. Она поднялась на ноги с такой легкостью, словно ее подняли сверху, как марионетку. Американки ее возраста со стула и то поднимаются кряхтя, подумал Куяма. А официантка вновь опустилась на колени. Проворно и ловко навела порядок на столе перед Дэмурой, отодвинула в сторону стакан с водой, использованную салфетку для рук заменила свежей. Движения ее были проворными, но каждому предмету и действию она воздавала должное. Куяма с трудом сдерживал нетерпение, бросая взгляды на запотевшую бутылку пива. На улице он мучился от духоты, во время просмотра горло у него пересохло от волнения, и ему казалось, что он вот уже несколько часов жаждет припасть к этой бутылке. Официантка поставила перед Дэмурой чай, крохотное печенье, сахар, лимонный сок, сливки. Затем поднялась, мелкими шажками торопливо подошла к Куяме и начала накрывать стол перед ним.
Когда она наконец удалилась, мужчины облегченно вздохнули. Куяма выпил первый бокал залпом, Дэмура неторопливо глотал чай; увидев, что Куяма опустошил свой бокал, он наклонился вперед и снова наполнил его пивом. Подобная предупредительность входит в правила японского этикета, и все же Куяма воспринял этот жест как символический.
– Я думаю, нам надо разыскать режиссера, – продолжил Дэмура с того места, на котором их прервали.
– Какого режиссера?
– Того, кто ставил бы теперешний фильм, если бы Адзато не пожелал все делать сам. Ведь у него наверняка был такой же постоянный режиссер, как, скажем, постоянный оператор Ямамото.
– Неплохая мысль, – Куяма сидя поклонился, дабы подчеркнуть свое одобрение. – Затем, по-моему, следует разыскать сценариста. То есть якобы несуществующего сценариста, вместо которого Адзато сам занялся сочинительством.
– Можно… Кроме того, следует выяснить, чем занимался Адзато в последние несколько дней. Возможно, истоки трагедии в прошлом, хотя большинство преступлений лишены романтической подоплеки. Ну и… неплохо бы повнимательней присмотреться к каждому, кто хоть как-то замешан тут. Что собой представляют Ямамото, Фукида, Линда, надо собрать о них все сведения, какие только можно.
– Кое-что уже есть, – не без гордости произнес Куяма и достал из «дипломата» аккуратную папку. Как хорошо, что он переписал своей рукой наиболее содержательные места донесения Эноеды! Ведь не сунешь под нос Дэмуре оригинал. – Вот, к примеру… Линда Адзато, урожденная Линда Харрис… оп-пля, любопытная деталь!
Дэмура с глубоким интересом следил, как с молодого человека вмиг слетело всякое позерство и самолюбование и на умном лице сохранилось лишь выражение любопытства и напряженного внимания. Возможно, юноша унаследовал от отцэ не только имя, деньги и авторитет, но и его способности?
Куяма с лихорадочной поспешностью рылся в своих записях.
– Как же я не заметил раньше?! Сценарист, которого мы ищем, не кто иной, как брат жены Адзато.
– И он оказывается не у дел именно в тот момент, когда Адзато разводится. Гм… а нет ли в ваших бумагах какой-либо информации относительно причины развода?
– Нет. Но, возможно, сценарист ответит нам на этот вопрос.
На том они и порешили. Расплатились за еду – угощение обошлось им недешево – и отправились на первый совместный допрос.
Американский писатель Харрис жил в Индабаси, достаточно далеко, чтобы ехать без предварительной договоренности. Посоветовавшись, оба детектива сошлись во мнении: надо позвонить Харрису по телефону, и если его не окажется дома или он занят, то вызвать его повесткой на следующий день. Пусть он едет к ним, а не они к нему. Но им не повезло. Уже после второго звонка Харрис снял трубку и на беглом японском, хотя и с сильным акцентом, сказал, что он всецело к услугам господ полицейских.
Проще всего было бы дойти пешком до ближайшей станции метро на линии Юракуте. Однако оба чувствовали себя усталыми и не испытывали ни малейшего желания прогуливаться пешком. Зато выяснилось, что всего лишь с одной пересадкой можно добраться до линии Тодзай. Они еще какое-то время изучали схему, чтобы не ошибиться, а затем двинулись в путь. Токийское метро образует столь сложное переплетение линий, что запомнить их не под силу обычному человеку. Дэмура, к примеру, хорошо знал линию Тоэй-Синдзюку, по которой добирался на работу, но совершенно не мог припомнить, когда он последний раз пользовался линией Тодзай. Это еще полбеды. Стены всех станций метро пестрят наглядными схемами и картами, на которых специально для тугодумов каждая линия помечена особым цветом. Истинные трудности начинаются в тот момент, когда доберешься до нужной станции: если тебе объяснили дорогу от выхода А, а ты выбрался на поверхность через выход Д или Е, то проще всего будет снова спуститься вниз и начать все сначала. Иначе очутишься совсем в другом районе и можешь заблудиться.