Убить генерала

Изнемог от нескончаемой болтовни. Кто-то говорил о скаковых породистых лошадях, кто-то о голубых гималайских баранах. Запарился от жалоб: мол, мало кормят. «Разве сыр, обернутый перцем, мусс из авокадо с икрой и тарталетки — это еда?!» Разбавило капризное настроение гостей пиво — столько, что можно было упиться.

К гостям подходили букмекеры и предлагали делать ставки. «Конкретные» деньги выиграл замминистра сельского хозяйства Кайшев и начал раздавать пятисотенные купюры «на фарт».

У столика Ильхама Алиева и Роберта Кочаряна появилась девушка в желтом платье и в шляпке под вуалью с мушками. Господа тотчас подняли тост: «Если бы мы судили скачки, то первый приз достался бы вам». — «Как лучшей кобыле?» — уточнила девушка.

Генерал Свердлин, стоящий у дальней стены шатра, не сдержался. Смех он прикрыл резким покашливанием в кулак.

Как не устать от мучавших всех вопроса из разряда гостайны: «На кого поставил президент?» Невольно приходилось слушать, как перебрасываются представители Грузии и России: «Мы сварганили лошадь за несколько дней!» — «Как вам удалось?!» — «Ну, мы же грузины! Из Франции привезли!» Судя по разговорам, там же взяли лошадь и казахи, и украинцы — скакуна по кличке Нови Базар. Азербайджанцы взяли напрокат кобылу из Турции.

В забеге на приз президента участвовал личный скакун Минтимера Шаймиева Ламборн. Но у Ламборна поднялась температура.

Министр сельского хозяйства подошел к российскому президенту и предложил, чтобы он лично вручил приз. Президент поймал взгляд своего телохранителя: «Не стоит этого делать»[7].

* * *

22.07 — отметил время Свердлин, когда на сотовую трубку поступил звонок. Воспоминания об утомительном мероприятии на московском ипподроме отвлекли генерала и породили полушутливую и в то же время злобную мысль: поставить на «спецтрубу» мелодию кремлевских курантов. Он выслушал абонента и сказал:

— Да, есть, я понял. Сейчас выезжаю.

Нажав на кнопку, он выбрал из списка абонентов номер директора ФСО и вышел на связь:

— Леонид Сергеевич, Свердлин беспокоит. Ты уже слышал про Дронова? На пути к нему? Ты дошутишься... Я? Только что узнал. Да, буду, конечно. Шеф настаивает, чтобы я подключился к работе. Не сразу. Мне нужен снайпер для консультаций. Естественно, из тех, кто на смене. Не поеду же я к нему домой! Сейчас мой водитель за ним заедет.

Александр Семенович вызвал машину и отдал соответствующие распоряжения водителю. Прежде чем выйти из дома, он выпил еще одну рюмку коньяка и бросил взгляд на дверь детской комнаты. Буквально полчаса назад он снова заходил к дочери, чтобы пожелать спокойной ночи. Усмехнулся: «Читает запрещенную литературу».

На место преступления генерал приехал в сопровождении своего личного водителя и снайпера из Центpa спецназначения при СБП. Александр Семенович вышел из «Мерседеса» класса «гелентваген» с левой стороны. Правая передняя дверца выпустила рыжеватого стрелка лет тридцати с небольшим. Он невольно остался возле машины, едва увидел, сколько генералов съехалось на Масловку — начиная с директора ФСБ, одетого в строгий костюм, и заканчивая начальником ГУВД Москвы в форме.

Свердлин поздоровался с каждым за руку и перебросился несколькими фразами. Снайпер расслышал лишь окончание генеральского вопроса: «...ничего не трогали?» — и невнятный и также неопределенный ответ директора ФСБ: «Стараются...»

— Я осмотрюсь там. — Свердлин поманил за собой спецназовца и пешком направился к дому, где была оборудована снайперская позиция.

Генерал был в темных широких брюках с отворотами, в синеватой рубашке и черных туфлях. Его слегка ленивые, словно замедленные движения не сочетались с военной выправкой. У Александра Свердлина была инфернальная внешность. И он сам понимал, что любые сравнения с кем-либо станут неожиданными, и в первую очередь для него самого. Лобно-теменные залысины, крупный нос, карие глаза — ничего фактурного. За исключением неприятной, даже отталкивающей улыбки. У этого человека были непомерно длинные десны и короткие, словно спиленные, зубы. Кто-то из его коллег называл эту улыбку лошадиной, кто-то смягчал ее до «старческой». Иные шутили за глаза, впадая в обратную крайность: «Зубы режутся...» За многоточием скрывались тридцать два циклопических клыка.

Свердлин на ходу щелкнул зажигалкой и прикурил. Может, в такие моменты он восполнял то, что было под строгим запретом в присутствии шефа.

Вообще закурить на ходу получалось лишь дважды в день: по пути на работу и домой. Первая сигарета сочеталась с первой же чашкой кофе. Вторую сигарету генерал закуривал, спускаясь по лестничному маршу.