– Давай, Савва, врубай свой очешник: я должен знать про этого барона все до мельчайших подробностей.
– Это вы?
– Я, господин барон.
Нижегородский подкараулил фон Летцендорфа неподалеку от Унтер дер Линден, когда тот медленно выходил из парадной трехэтажного особняка, фасад которого украшали пилястры ионического ордера.
– В чем дело, Пикарт? Вообще-то я спешу.
– Я это заметил. Вы даже запыхались. А что, парламент работает и по воскресеньям? Как там социалисты? Не слишком докучают вашему кайзеру? Скажите, а он действительно намеревается к двадцатому году построить шестьдесят линкоров или это утка?
– Что вы несете, ей-богу! Мне и вправду некогда. – Фон Летцендорф кивнул стоявшему у большого открытого автомобиля водителю и тем не менее медленно двинулся пешком в сторону проспекта.
– Совершенно нет времени поболтать с человеком, которому задолжали десять миллионов? Не делайте вид, барон, что для вас это пустяшная сумма.
– Вас это не касается. Мы, кажется, условились о предельном сроке?
– А если я предложу вам другие, более мягкие условия? При всей вашей состоятельности…
– Что вы можете знать о моей состоятельности или несостоятельности? – отставной генерал чуть ли не с ненавистью посмотрел в глаза собеседника.
– Но я же знал о «Титанике» такое, о чем другие и не подозревали. – Они снова медленно двинулись вперед. – Знаю кое-что и о вас. Например, о вашем доме в Ницце. Вы купили его совсем недавно у одного графа. Сейчас там делают ремонт и меняют мебель. А ваша яхта? Настоящий небольшой крейсер! Три тысячи тонн валовой вместимости, двадцать два узла, возможность установки четырех шестидюймовок. Не зря она внесена в реестр Кайзермарине. Но, увы, ни она, ни новый дом не дадут десяти миллионов. Кстати, это не ваш человек ходит за мной по пятам уже третий день?
– Какой еще человек? Вы хотите сказать, что за вами следят?
Нижегородский пожал плечами, остановился и показал куда-то назад.
– Он стоит сейчас там, за углом. Так не ваш?
– Разумеется, не мой. Не мой хотя бы потому, что я ваш должник.
– Какое благородство!
– Послушайте, Пикарт, – окончательно потерял терпение аристократ, – кто вы, собственно говоря, такой? Фамилия у вас вроде английская…
– Пикарт? Вовсе нет, так в Средние века в Чехии называли «чешских братьев», а позже протестантов. Отсюда и фамилия. Между прочим, у меня есть приятель – Войтех Лутрин, – так его фамилия произошла от слова «лютеранин». А другой мой приятель – Лукас Содомка…
– Да плевать я хотел на этимологию ваших фамилий! То, что вы не чех, я понял еще за карточным столом.
– Да? – Нижегородский изобразил на лице замешательство. – Хорошо, что я тогда предложил выписать векселя на предъявителя. Так как насчет более удобных для вас условий выплаты? Речь может идти даже о полном замораживании долга. Вон там есть чистая сухая лавочка. Присядем?
– О замораживании долга? – Барон остановился. С его лица мигом исчезли и ненависть и презрение, уступив место живейшей заинтересованности. – Как это понимать?
– Очень просто. Я обязуюсь не брать с вас ни пфеннига до конца моей счастливой жизни.
– Ничего не понимаю.
– Сейчас поймете, – Нижегородский взял барона под руку и повел по направлению к лавочке. – Пока я жив и пока я на свободе, ваш вексель будет лежать в одном из банков без всякого движения. Но стоит случиться несчастью, и банк немедленно начнет процедуру истребования денег в пользу моего правопреемника. В полном объеме. Как видите, все просто.
Барон некоторое время молчал, обдумывая услышанное.
– То есть вы хотите сказать…
– Именно. Я хочу предложить вам сделку: вы заботитесь о моей персоне, как о самом близком вам человеке, а я взамен не требую денег. Своего рода брачный контракт.
– Решили сделать меня вашим пожизненным слугой? – В голосе отставного генерала снова послышались нотки презрения.
– Я же не предлагаю вам лично ходить за мной по пятам, – стал увещевать его Нижегородский. – С вашими связями и влиянием, господин барон, вам останется сделать только соответствующие распоряжения. Речь идет о покровительстве, не более.
– А если вы угодите под лошадь или в пьяном виде свалитесь с моста и утонете, что тогда?
– Увы, стало быть, нам обоим не повезло. Но согласитесь, иначе нельзя. Зато мы можем ограничить наш договор во времени. Скажем… восемнадцатью годами, по истечении которых вексель аннулируется.
– Ха! Восемнадцатью годами. Мне семьдесят два. Вы уверены, что я дотяну до девяноста?
– Дотянете. – Из биографии барона Нижегородский знал, что тот должен умереть в тридцатом году от острой почечной недостаточности. – Должны дотянуть, если будете беречь свои почки. Говорю вам это как специалист.
– Что ж, – не обратил внимания на его последние слова отставной генерал, – не стану отрицать: ваше предложение интересно… Но не знаю… Надо подумать. – Фон Летцендорф пребывал в некоторой растерянности. – А вдруг вы шпион или какой-нибудь беглый каторжник. Документы у вас в порядке?