— Севастьянов вам сказал? Эти двое в туалете такое устроили… уж повезет сегодня какому-то «парашнику»! — Она брезгливо сморщила нос. — Ночка была еще та! Часов в одиннадцать привели Стольника — печень у него прихватило. В самом деле — весь пожелтел! Я ему дала но-шпу… из своих запасов, у меня ведь хронический холецистит, — пояснила Регина Теофиловна, увидев, как взлетели брови Германа: но-шпа в больницу не поступала с незапамятных времен.
«Да уж, — подумал он, — в нашей больничке лекарств просить — все равно что к босому по лапти ходить!»
— Потом грелку под бочок, горячего чаю сладкого, — ворковала Регина. — Он и утих. Только с ним угомонились — тут новые гости, здр-ась-те!
— Какие еще гости? У вас тут что, эпидемия была ночью?
— Да эти приехали, из благотворительного фонда.
— Секундочку! Но ведь они должны были днем появиться.
— А появились в полночь. Оказывается, когда переезжали Синичку по шуге, мотор заглох. Не знаю, там какие-то были приключения с трактором — дотащились к нам чуть живые и сразу упали спать. Их трое: шофер, священник и девушка, которая должна раздавать подарки. Слышите, как пахнет?
Она повела маленьким курносым носом, еле видным меж пухлых щек, и Герман, к своему изумлению, опять ощутил тот же умиротворяющий запах сдобы, ванили, изюма, который преследовал его сегодня с раннего утра.
Оглянулся — в углу громоздились короба.
— Неужели куличи привезли? — спросил недоверчиво.
— И куличи, и конфеты, и яблоки, — радостно тараторила Регина Теофиловна. — И вроде бы даже бананы. Они там, внизу.
Герман принюхался. И правда — пахло бананами и яблоками.
— Ничего, что у вас в кабинете поставили? У всех ум за разум зашел. Шофер остался в машине, священника положили в гостевой, а там же только одна комната открыта, во второй ремонт, так что девушку устроили у нас. Ничего? Я звонила Пал Михалычу, он разрешил.
Павлом Михайловичем звали начальника колонии.
Герман кивнул. Ну, если сам Китаев разрешил, то и ему не стоит возникать насчет соблюдения стерильности и всего прочего.
— А что, правда священник приехал?
— Ей-богу! — Регина Теофиловна хихикнула. — И девушка такая хорошенькая. Мы с ней в шестой палате спали, которая на двоих. Ой, она же просила разбудить как можно раньше, чтобы подарки разобрать!
Регина, мягко топая, понеслась по коридору.
Герман закрыл наконец кран; тоже вышел.
Дверь в шестую палату была открыта. Регина Теофиловна там с кем-то шепталась.
— А вот наш главный врач, Герман Петрович Налетов, — послышался ее голос.
Герман на миг запнулся в дверях, потом прошел по коридору. Дура эта Регина, девушка небось не одета! Он ничего не увидел, конечно, потому что тусклая коридорная лампочка светила в спину, да и там, в палате, был виден всего лишь его силуэт.
— Да это доктор, доктор, — снова раздался голос Регины, — чего вы так испугались?
Испугалась? В самом деле — чего?
Герман пожал плечами и закрыл дверь. Надо пойти посмотреть, что там со Стольником.
Из Нижнего выехали раным-рано, до колонии планировали добраться к обеду. Дорога не обещала неожиданностей, однако уже через час к тому времени, как далеко позади остался мост через Волгу, Альбина пожалела, что не отправилась на электричке. «Газель» — все-таки тесная машинка для троих! Особенно если слева от тебя почти непрерывно курит шофер, а с другой бормочет что-то, уткнувшись в молитвенник, отец Афанасий. Ее с первых же минут начало клонить в сон. После вчерашнего разговора с матерью ночь прошла как в бреду, Альбина то забывалась, то принималась тихонько плакать, но спохватывалась — хороша она будет наутро с опухшими веками — и на цыпочках, чтобы не потревожить мать, бежала в ванную промывать глаза. От холодной воды сон опять отступал, а злые мысли, наоборот, подступали, с ними слезы, и все начиналось сначала. Не ночь, а какой-то круговорот воды в природе. Вдобавок мучительно пахло краской: в доме царствовал ремонт. Кое-как Альбина заснула под утро, а тут будильник…
Слыша, как демонстративно ворочается на своем диване мать, Альбина оделась быстрее солдата по тревоге и выскочила в апрельскую, еще студеную ночь. Конечно, шофер перепутал место встречи, и она минут пятнадцать выплясывала у подъезда, прежде чем сообразила зайти за угол — и нашла его там, голубчика, в лютом гневе подсчитывающего страшные шансы на срыв поездки, а значит, на возврат предоплаты. Взаимные упреки не прибавили хорошего настроения, а когда Альбина сообщила, что теперь придется заехать в Благовещенский монастырь за отцом Афанасием, шофер просто-таки выпал в осадок. Смешнее всего, что это было совершенно по дороге, пусть и не по той, где хотел ехать водитель, но все-таки!
По счастью, благообразный постник в рясе и каком-то девчачьем пальтишке с пояском самим своим обликом заставил шофера приугомониться. Ненадолго, правда. Когда Альбина и отец Афанасий дружно начали клевать носами, шофер принялся ворчать страшные истории о том, что, когда пассажиры спят, это усыпляет и водителя, и тогда недолго до беды!