— Н-ну… — шумно выдохнул незнакомец, и у Альбины зашлось сердце от их совершенно невероятного сходства. Перед ней стоял Герман, каким он будет через двадцать лет: высоченный, статный, умопомрачительно седой, с резким, хищным лицом, которое было бы совершенно неотразимым вопреки всем морщинам, а может быть, даже благодаря им, если бы не странная, мертвенная неподвижность левой стороны лица. Да ведь это отец Германа!
— Ты тут уже четверть часа стоишь, не меньше! — яростно сказал старший Налетов. — Я смотрел, смотрел из окна, потом побежал вниз. Ужас, думаю, неужели опять прихватило?
— Забудь об этом, — приказал Герман, помогая Альбине выйти из машины. — Вот, познакомьтесь.
— Так-так, — сказал Налетов, окидывая внимательным, ничего не упускающим взором Альбину, и, конечно, замечая следы слез на ее лице, и, конечно, ничем не выдавая, что он заметил… — Вот она, значит, какая…
И вдруг, резко шагнув вперед, правой рукой обнял Альбину и притянул ее к себе.
Какое счастье, что она как раз перед этим выплакала весь сегодняшний запас слез! А завтрашний, надо полагать, еще не подступил к глазам, поэтому она только вздыхала глубоко, уткнувшись в его худое плечо, но, слава богу, не плакала.
— Папочка, — сказал Герман, — если ты намерен у меня эту девушку отбивать, я тебя на дуэль вызову.
— И что? Попадешь в цель на тридцати шагах? — усмехнулся Налетов-старший и, все так же приобнимая Альбину за плечи, повел ее в подъезд.
— Вот маме скажу, что ты опять дверь не запираешь, — пригрозил Герман, когда они вошли в квартиру. — Добегаешься!
— А мама, кстати, звонила, пока тебя не было.
— Да ну! — воскликнул Герман так весело, словно совсем не огорчился этому несостоявшемуся разговору. — Ну и что? Я вернулся с Дальнего Востока или еще нет?
— Завтра возвращаешься, — хихикнул отец. — Я решил дать тебе еще денек передышки. Готовь, главное, правдоподобную легенду, потому что завтра и Лада будет звонить.
— Да ты что?! Значит, уже настолько лучше?
— Мама сказала — просто несравнимо с тем, что было. Алесан, говорит, применил какие-то средства, совершенно волшебные…
— Кажется, я знаю, какие это средства, — проворчал Герман.
Все это время Альбина стояла рядом с ними в огромной прихожей, заставленной, в основном, книжными стеллажами, и чувствовала себя совершенно неприкаянной. Вдобавок после недавних слез ее ощутимо познабливало.
— Мерзнете? — повернулся к ней Налетов. — У нас всегда так, увы. Квартира не из теплых, слишком большая, да еще и отопление отключают чуть ли не в начале апреля. Тут общая котельная с военным госпиталем, а с солдатиками, увы, не церемонятся. Как говорит мой сын, тех, у кого температура высокая, распределяют по палатам, чтобы их обогревать.
Альбина издала неуверенный смешок.
— Может, в комнату перейдем? — Налетов взял ее теплой рукой за испуганно стиснутые пальцы. — Там теплее. И я все относительно прибрал — как смог. Ничего, ничего! — добавил решительно. — Я вполне прилично научился орудовать пылесосом одной рукой. Вот только к чаю, жаль, все покупное, синтетическое. Жены моей нет, она бы напекла таких блинов! Я тут икорки купил — красной. Любите красную икру?
— Люблю, — кивнула Альбина, ужасаясь собственной наглости. — А блины я тоже умею печь…
— Разумеется, — довольно сказал Налетов. — Я бы удивился, если бы вы не клюнули на эту удочку. Печь блины для женщины так же элементарно, как стараться нравиться мужчинам!
Через минуту Альбина стояла одна перед большим столом в просторной кухне и думала, что вот и настал ее смертный час, потому что блины она не пекла ни единого разу в жизни. И какая злая сила потянула за язык?! Теперь останется только голову в газовую духовку сунуть или все-таки испечь чего-нибудь блинообразного. «Главное, чтобы сковородка была как следует раскалена», — сказал кто-то наставительно в Альбининой голове. Она узнала голос Валерии, и память мгновенно воскресила один из их тихих вечерочков: Альбина сидит, прижавшись спиной к горячей батарее, а ее подруга в алом фартуке, безумно идущем к ее смуглому лицу и пружинистым темно-рыжим локонам, совершает пассы уполовником поочередно над миской с белой мучнистой жидкостью и той самой раскаленной сковородкой. И Валерия никогда не упускала случая научить Альбину «жить», а потому ее урок должен сохраниться в памяти!
Господи, спаси и помоги… Итак: три стакана теплой воды, два яйца, столовая ложка сахару и по половине чайной соли и соды. Теперь все это размешать, сильно размешать — и туда шесть столовых, полных, с горкой, ложек муки. Потом, когда исчезнут малейшие комочки, добавить столовую ложку хорошего растительного масла — непременно потом, иначе клейковина склеится или произойдет еще что-то, столь же ужасное и непоправимое. Но что может быть ужаснее получившейся белой, рябоватой от масла жидкости? И что может из нее испечься?!
«А если в окно?» — привычно мелькнуло в голове, но Альбина стиснула зубы. Отступленья нет, все — вперед, победа или смерть!