Убить Бенду

Затем хозяйка споро собрала на поднос кружки с темным пивом, сырные палочки, медовые крендельки, недавно принесенные Бендой, еще тепленькие, хлеб, несколько сушеных окуней и порезанный ломтями копченый окорок. Все это она поставила перед тяжело севшим Кривым – и сбежала на кухню присматривать за супом.

Кривой, глядя в окно, за которым виднелась дверь в дом булочника – она постоянно открывалась и закрывалась, пропуская покупателей, – с громким хрустом разломал рыбину. Не отрывая взгляда от дома напротив, Кривой глотал пиво, зубами отрывал полоски рыбьего мяса. Юлия он не замечал. Мальчик сполз под стол и бегом кинулся во двор, в отхожее место.

Когда он вернулся, Кривой посмотрел на него.

– Ну што? – спросил главарь отрывисто.

Юлий развел руками:

– Не пришел. Так я еще сбегаю на базар, поспрашиваю. Вы пирог-то... того, не забудьте!

Он умчался. Оставаться рядом с Кривым он был не в силах: от ужаса сразу сводило кишки и непреодолимо тянуло в нужник.

На рынке Юлий за медяк велел какому-то мальчишке отнести приглашение брата Лиаса и проследил, что паренек действительно зашел в дом, держа бумажку, как флаг, и выбежал припрыжку, кусая пирожок. Теперь, когда Кривой уйдет, пару слов сказать Маме Ло... и ждать. Ждать! И быть рядом, чтобы не упустить момент.

* * *

Бенда сидит, клюет носом. Свеча догорает, еле освещая свиток, язычок пламени пляшет почти на металле, его и подсвечник разделяет маленькая полоска стремительно тающего воска. Монах, кряхтя, встает, достает с полочки над столом новую свечку, зажигает ее от старой и ставит прямо на огонек, в лужицу воска. Келья наполняется светом. Бенда трясет головой, трет глаза.

– Записали, святой отец? – спрашивает.

– Сейчас, сын мой, сейчас. – Старик берет перо и кладет на свиток еще два ряда мелких аккуратных буковок. – Продолжай, я слушаю.

Бенда зевает, прикрывая рот рукавом.

– Про турецкого султана уже было?

– Было. Ты остановился на том, как тебя не пустили в зачумленный город.

– Да, да... – Бенда собирается с мыслями, но в голове сплошной туман. – Может быть, я приду завтра вечером и продолжу? Отец, наверное, уже встал и ставит тесто, а мне с утра помогать ему... Позвольте, я пойду?

– Последнюю историю! – молит монах.

– Хорошо, последнюю на сегодня, – сдается Бенда. Вспоминать не хочется, но Бенда делает над собой усилие. От первых же слов в сердце втыкается невидимая иголка. – Да, между мной и берегом был этот город, а ворота были заперты. Колокола звонили, звонили... и над стенами поднимался дым...

* * *

–  Ступай мимо, чужеземец! – крикнули Бенде со стены.

– Но мне надо в порт!

– Корабли стоят на приколе и не выйдут в море, пока в городе чума.

Черная смерть! И Бенда разворачивается, чтобы поспешить прочь от этого места. Однако, пройдя несколько шагов, все же возвращается:

– Я лекарь и колдун! Может, я окажусь полезен городу?

– Вряд ли, но я спрошу! – И стражник исчез со стены. Скоро послышался скрип отодвигаемого засова, ворота приоткрылись.

* * *

Когда Бенда, шатаясь, выходит из ворот монастыря, солнце уже стоит над городом. Мимо спешат первые прохожие, колокола звонят, сзывая прихожан на раннюю службу. Бенда идет, мечтая только о постели. Сил не осталось. Здания сливаются в одну сплошную стену, и приходится щуриться, чтобы не пропустить своего дома. Со времени приезда Бенде не удалось выспаться – приходилось засиживаться до ночи с любопытствующими соседями, провожая их, когда родители давно спали, а вставать с солнцем, чтобы помочь отцу который за время хождений Бенды сильно сдал. Поседел, осунулся, похудел... И матушка постарела. Уходишь ли из дома или возвращаешься – а все равно оказывается, что нечто потеряно, и потеряно навсегда. Как и со многим на свете, с этим приходится смиряться. Если получится – принять, если нет – стараться не замечать или делать вид, что так и надо. Родители стареют – но разве детям легче оттого, что это закон жизни? И с каждой минутой, с каждой секундой все острее ощущаешь, что ничем помочь не можешь, будь ты хоть трижды лекарь и колдун, да хоть бы и сам господь бог!

Что это за люди у дверей?

Бенда щурится, пытаясь сквозь резь в усталых глазах разглядеть в ярких лучах утреннего солнца фигуры у входа в дом. Кажется, у них оружие? Что случилось? Да это стража!

Превозмогая слабость, Бенда бросается к дверям, но его останавливают алебарды.

– Пустите же! – Сил не хватает развести скрещенные древка.

– Ты кто такой?! – как сквозь стену слышится сердитый окрик.

– Я здесь живу! Почему вы меня не пускаете?!

Грубый смех в ответ:

– Да он пьяный! Спихните его в канаву!